Разделенные общества: экологическое измерение

В условиях социально-экономического, экологического и политического кризисов, международных и внутренних конфликтов и поляризации общества возрастает актуальность осмысления причин сбоя в функционировании сложившейся парадигмы развития, а также мотивов принятия и / или непринятия обществом доминирующей повестки дня. Вопросы защиты и охраны окружающей среды уже давно присутствуют в политическом поле и находятся в центре дискуссий. Однако в последние годы решение экологических и климатических проблем вошло в число ключевых и даже доминирующих политических приоритетов. Несмотря на алармизм со стороны научного и экспертного сообщества, принимаемые в течение последних десятилетий меры “зеленой” политики не смогли существенно замедлить процесс деградации природных экосистем. Очевидно, что экологические проблемы тесно увязаны с социальными процессами и часто являются их следствием, хотя и выстраиваются вокруг объектов природной среды 1. Эксперты не раз подчеркивали необходимость радикальной смены ценностных ориентиров и потребительских практик для смягчения и преодоления последствий экологического кризиса. На этом фоне появляются новые конкурирующие между собой эколого-политические дискурсы, такие как “зеленый” переход, “зеленый” рост, нулевой рост, устойчивое развитие, экологическая модернизация, и контрдискурсы “зеленого империализма”, колониализма, экологической и климатической справедливости и др. Борьба за идеи, знания и смыслы является неотъемлемым элементом политического процесса, который поддерживает динамику его развития. Чем больше актуализируется “зеленая” тематика, тем больше появляется альтернативных взглядов на ее проблемы и способы их решения.

Переломным моментом стал 2015 г., когда были приняты Парижское соглашение по климату и Цели устойчивого развития (ЦУР) ООН на период 2016–2030 гг. Эти решения стали вехой в процессе продвижения и популяризации проблемы изменения климата и концепции устойчивого развития в политической и публичной дискуссиях. Последующая протестная экоактивность, а также “зеленая” волна способствовали усилению давления “снизу” на правительства. На этом фоне представители политических и экономических кругов взяли на себя смелые обязательства по сокращению выбросов парниковых газов и инициировали широкомасштабные планы и стратегии достижения углеродной нейтральности и нулевого суммарного загрязнения. Однако именно на этом этапе климатическая проблематика постепенно обособляется от экологической, превращаясь в крупное политическое направление. Политические лидеры, СМИ, научное и экспертное сообщество отводят вопросам изменения климата приоритетное место, зачастую оставляя без должного внимания другие глобальные экологические проблемы, такие как утрата биоразнообразия, загрязнение окружающей среды пластиком и т.д.

На сегодняшний день одним из самых амбициозных проектов считается “Европейская зеленая сделка” (ЕЗС), в которой вопросы изменения климата были поставлены в центр эколого-политической повестки как главный политический приоритет ЕС. Реакция на представленный план “зеленой” трансформации Евросоюза была неоднозначной: сразу после принятия ЕЗС значительная часть научного и экспертного сообщества выразила скептицизм по отношению к ней, поставив под сомнение возможность полной реализации намеченных планов. В то же время НКО и общественные экологические движения подвергли ЕЗС критике за недостаточную амбициозность.

Такое неоднозначное отношение к названному документу весьма показательно. С одной стороны, “зеленые” цели продвигаются политическими элитами, учеными и экспертами как важный инструмент политической мобилизации европейского сообщества. Их рассматривают как ключевой ориентир европейской идентичности. Ученые не раз подчеркивали, что экологическая и климатическая повестка может стать полем для сотрудничества между конкурирующими и/или конфликтующими странами, той точкой соприкосновения для взаимодействия, где стоящие на разных позициях группы интересов могут найти взаимовыгодное решение (англ. win-win situation) 2.

С другой стороны, уже сегодня наблюдаются серьезные разногласия между стейкхолдерами в отношении приоритетности решения различных экологических проблем и путей реализации заявленной политики 3. Противоречия в вопросах управления природной средой создают условия для поляризации общества и провоцируют экологические конфликты 4. Следовательно, встают вопросы: как в дальнейшем будет продвигаться экологическая повестка и имеет ли она консолидирующий или, наоборот, дезинтегрирующий общественный потенциал? Для ответа на него предлагается выявить и проанализировать линии размежеваний в обществе вокруг “зеленой” тематики. Наиболее примечательным представляется опыт ЕС и его государств-членов. Именно Брюссель активно продвигает экологические и климатические ориентиры развития как внутри Евросоюза, так и за его пределами.

Отношение к мерам экологической политики нельзя назвать однозначным. С одной стороны, сохранение окружающей среды и природных ресурсов представляется как “общее благо”, бенефициаром которого является каждый человек. С другой стороны, продвигаемая форма “зеленого перехода” влечет неравное распределение бремени от его издержек. “Зеленый переход” осуществляется через радикальные трансформации экономической модели, конфигураций рынка, энергетического сектора. В результате под угрозой исчезновения оказываются целые отрасли промышленности, ликвидируются рабочие места, меняется социально-экономическое положение отдельных категорий граждан. Если некоторые группы населения готовы платить за такого рода преобразования, то множество людей, для которых социально-экономические вопросы остаются приоритетом, не намерены жертвовать своим материальным положением ради достижения абстрактных, с их точки зрения, “зеленых” целей. Продвижение экологической и климатической повестки стимулирует дальнейшую политизацию проблем защиты окружающей среды и поляризацию вокруг них.

Появление новых очагов социально-политических размежеваний является следствием кризиса модели развития, которая в новых условиях не прошла тест на прочность. Повсеместно в обществе возрастает градус напряженности, увеличиваются частота и масштабы социальных конфликтов. В числе актуальных источников общественных расколов оказалась “зеленая” политика. Экологические конфликты не являются новым феноменом 3, тем не менее сегодня они приобрели совершенно иные по сравнению с прежними формы, масштабы и измерения. В условиях распространения эколого-политических дискурсов и активной реализации “зеленых” мер в продвигаемой модели экологической трансформации обнаруживается все больше уязвимостей, которые способствуют углублению неравенства в обществе. В данной работе предлагается рассмотреть “зеленую” повестку сквозь призму классической теории социально-политических размежеваний Сеймура Липсета и Стейна Роккана 5 с учетом появления новых размежеваний и новых форм их политизации. Очевидно, что восприятие и поддержка “зеленой” тематики отдельными группами населения различается в зависимости от доступа к инфраструктуре, мест расселения и от самих настроений в обществе.

Продвижение “зеленой” повестки создает новые измерения для анализа разделенных обществ – социально-экологическое и эколого-политическое. Зачастую при разработке политики по защите окружающей среды учитываются только природные и экономические факторы, хотя в научном поле неоднократно поднимались вопросы о необходимости целостного подхода, который бы принимал во внимание экономические, социальные, политические последствия экологического кризиса. Попытки подобного комплексного осмысления были предприняты в ходе разработки и реализации концепции устойчивого развития. Но на практике имплементация намеченного курса не привела к желаемым результатам, и была раскритикована научным сообществом за обилие парадоксов и противоречивость целей 6.

Серьезной проблемой для реализации “зеленой” политики выступает социальное измерение. Вопросы экологической справедливости уже давно стали частью эколого-политических дискуссий. Незащищенные группы населения по-прежнему страдают от неравномерного распределения экологических рисков и негативных последствий деградации окружающей среды. Финансовое бремя от принятых мер по предотвращению экологических и климатического кризисов ложится на уязвимые слои населения. Это способствует дальнейшему углублению социально-политических размежеваний.

Многие из образующихся кливажей в рамках экологической политики повторяют традиционные размежевания, описанные в работе Роккана и Липсета 5, к примеру, между городским и сельским населением, центром и периферией. Новые линии размежеваний проходят сразу в нескольких измерениях: по географическим, поколенческим, гендерным, ценностным и идентитарным осям. Разделения, сформировавшиеся вокруг “зеленой” повестки, представляют собой достаточно новое и малоизученное явление, поскольку традиционно считалось, что относительно вопросов экологической и климатической политики сформирован и поддерживается общественный консенсус. Проанализируем примеры этих размежеваний.

Разделение международного сообщества на страны Глобального Севера и Глобального Юга является классическим фокусом анализа. Это разделение проявляется в различных сферах: социально-экономической, культурной, политической, а также экологической. В рамках традиционного подхода, зачастую в марксистских интерпретациях, фокусом исследований становятся отношения господства и подчинения в контексте экономической зависимости. Разработки на этом направлении сосредотачивали внимание на проблемах империализма и несправедливости международной системы 7, за ними следовала волна критики внешней политики развитых государств. Постепенно представители политической и экономической элиты стран Глобального Севера стали менять свои стратегии взаимодействия со странами Глобального Юга, выстраивать нарративы вокруг вопросов помощи в социально-экономическом развитии.

Об империализме вновь заговорили по мере агрессивного продвижения эколого-политических дискурсов и роста алармизма вокруг защиты окружающей среды. Страны Глобального Севера, в особенности государства – члены ЕС, навязывают свое видение экологической политики и подходы к ее реализации. Несмотря на международный консенсус относительно необходимости незамедлительных действий для решения экологических проблем, на политической арене уже давно ведутся дебаты о справедливости и этичности продвигаемых практических мер. Так, исследователи, в основном из бедных стран, утверждают, что современная модель предлагаемой экотрансформации – это новая вариация империализма и колониализма, которая приобрела “зеленые” оттенки 8.

В условиях усиленной экологизации политической повестки и глобального тренда на достижение климатической нейтральности увеличивается социально-экономический разрыв между странами. Продвигаемое “устойчивое развитие” ставит Север и Юг в заведомо несопоставимые условия. Таким образом, эта модель, громогласно провозглашаемая как “равная” для всех, в действительности приводит к глубоким внутренним разногласиям и к противоречиям на международной арене 9.

Экологические конфликты и противоречия зачастую изучаются как национальные проблемы, при этом разногласия вокруг “зеленой” повестки наблюдаются и на международном уровне 10. Как отмечалось выше, в классической интерпретации размежевания рассматриваются как следствия неравного доступа к управлению экологическими ресурсами и зависимости стран Юга от стран Севера. Современные политкорректные дискурсы изменили оптику, через которую рассматриваются экологические проблемы. Появляются альтернативные взгляды на источники размежеваний. К примеру, исследователи из США заявляют о неравенстве и росте разрывов между странами Севера, которые сокращают выбросы, и странами Юга, которые только начинают их наращивать 11. В связи с этим поднимается ряд острых вопросов: кто должен платить за уже нанесенный ущерб, каким видится справедливое распределение ограничений, на ком лежит ответственность за уже причиненный ущерб окружающей среде? Научного консенсуса по этим вопросам нет, напротив, дебаты только обостряются, усиливая разрыв между странами Севера и Юга.

Кроме разделений на глобальном и межстрановом уровнях, наблюдаются также расколы внутри самих государств и политических межгосударственных образований, включая ЕС. Эксперты обращают внимание на асимметрию, наблюдаемую в рамках Европейского союза по нескольким осям: по направлениям Север–Юг, Запад–Восток, а также между старыми и новыми членами ЕС. Концептуальная карта Евросоюза представляет собой модель внутренней дифференциации 12. Это отчетливо проявляется вокруг “зеленой” повестки. Реакция на принятие ЕЗС, а также плана Next Generation EU, направленного на поддержку экономики государств ЕС в период восстановления после пандемии COVID-19, была неоднозначной. Несмотря на то, что бóльшая часть стран-членов одобрила этот масштабный план, он не нашел общей поддержки: возникли разногласия в отношении целей и сроков, что было ожидаемо, учитывая разный уровень развития и специфику базовых отраслей экономики отдельных государств – участников интеграционного объединения, которые не полностью адаптировались под союзные стандарты. Так, Польша заявила, что не сможет достичь углеродной нейтральности к 2050 г. по причине зависимости своего энергосектора от угля – основного источника выработки энергии. Все ориентированные на этот вид энергоносителя страны уверены, что планы по достижению углеродной нейтральности повлекут за собой сокращение рабочих мест и потерю конкурентоспособности экономики. По оценкам экспертов, Польша, Чехия, Болгария и Румыния могут лишиться около 41 тыс. рабочих мест.  

Другим предметом разногласий внутри Евросоюза стал Фонд справедливого перехода. Главной целью его создания в 2021 г. стала помощь зависимым от угля государствам – членам ЕС в осуществлении перехода на возобновляемые источники энергии. Однако такие государства, как Испания, изменившие свой энергокурс еще до принятия ЕЗС, считают, что подобная финансовая поддержка несправедлива, так как предназначена только тем странам, которые не “стали зелеными раньше”. Тем же странам, которые осуществили переход ранее по своей инициативе, никто не компенсирует понесенные издержки.

Последствий ужесточения экологической политики более всех опасаются страны Восточной Европы. ЕЗС затрагивает экономические интересы не только этих государств в целом, но и существенной доли их населения, которое на уровне частных домохозяйств рискует потерять больше, чем приобрести. Летом 2020 и 2021 гг. в Польше проходили демонстрации против ужесточения экологической политики. В целом озабоченность населения “зеленой” проблематикой является очевидным маркером намеченных разделений. Граждане государств Восточной Европы в среднем меньше обеспокоены изменением климата, чем представители Западной и Южной Европы. В то время как 73% жителей Южной Европы считают изменение климата “очень серьезной” угрозой, в Восточной Европе только 47% разделяют эту позицию (рис. 1).

Источник: The Lloyd’s Register Foundation World Risk Poll 2019.

Несмотря на то, что ЕЗС должна опираться на средства Фонда справедливого перехода, национальные профсоюзы не удовлетворены такими мерами, считая фондовый капитал в размере 17.5 млрд евро недостаточным для полноценной поддержки перестраиваемых экономик. В странах Восточной Европы тяжелая промышленность является одним из значимых секторов, тогда как ради осуществления заявленных экологических и климатических целей от нее фактически придется полностью отказаться. “Зеленая” экономика, безусловно, формирует новые рабочие места, тем не менее риск потери старых крайне чувствителен для многих людей. Амбициозные климатические планы брюссельских политиков не учитывают социальное измерение, а именно – неоднородности в развитии стран – членов ЕС и, соответственно, различия социально-экономического положения граждан отдельных государств 13. Усиление экологизации политики еще больше обнажает это неравенство.

На локальном уровне разделения отчетливо просматриваются по оси город–село. Несмотря на сохраняющиеся высокие темпы урбанизации, цифровизации и продвижение политики, направленной на развитие сельских сообществ, уровень жизни в городской и сельской местности до сих пор существенно различается. Например, в ЕС сельские районы занимают значительную часть территории, в них проживает 28% всего населения. При этом в “зеленую” повестку зачастую больше включены городские жители, которые имеют более высокий уровень экологической озабоченности и обладают доступом к “зеленой” инфраструктуре – электрифицированному транспорту, точкам для раздельного сбора отходов и пр. В то же время сельское население оказывается оторванным от трендов на “устойчивость”, снижение углеродного следа, ответственное потребление. Горожане имеют больше возможностей приобщения к видимой составляющей “зеленой” повестки, особенно в мегаполисах, где местные власти активно продвигают ее и соревнуются между собой в реализации общественных программ по экологизации городского образа жизни, электрификации транспорта, а также проводят информационные и обучающие кампании по повышению экологической осведомленности. В небольших же локальных сообществах такие мероприятия имеют меньший масштаб и продолжительность либо вовсе отсутствуют. Таким образом, происходит политическая, экономическая и культурная сепарация сельских жителей. Такое “отторжение“ возникает не по причине большей/меньшей озабоченности сохранением окружающей среды, но из-за неравного доступа к информации и рычагам поддержки и продвижения экологических мер.

Сельские жители отнюдь не менее бережно относятся к окружающей среде. Зачастую у них связь с природой проявляется сильнее, и особенно – психологическая. Именно жители сельской местности страдают от алармистского подхода к вопросам изменения климата и от реальной деградации окружающей среды, а также от навязывания нового “проэкологичного” стиля жизни.

Ускоренное и агрессивное продвижение “зеленых” ценностей не дает фермерам времени для перестроения их образа жизни под иные стандарты, в особенности когда значительная часть решений согласуется и принимается без их участия. Ввиду этого протесты фермеров стали сопутствующей проблемой дальнейшего продвижения “зеленой” повестки в ведущих странах ЕC: Германии, Франции, Нидерландах и Бельгии. На волне такого недовольства появляются новые политические силы, выступающие против нынешней модели “зеленой” трансформации. Ярким тому примером является новая партия в Нидерландах – Фермерско-гражданское движение (нидерл. BoerBurgerBeweging, BBB), представляющая интересы работников сельскохозяйственного сектора. В Германии растет поддержка правой популистской партии Альтернатива для Германии (АдГ), особенно в промышленных и сельских районах.

Вышесказанное свидетельствует о том, что принцип климатической справедливости ЕЗС, провозглашенный главой Еврокомиссии Урсулой фон дер Ляйен, “Никого не оставить позади” на практике не работает: помимо простого создания “зеленых” рабочих мест необходимо проводить широкую кампанию по дополнительному образованию и переквалификации граждан во многих странах. Пока же ЕС в осуществлении “зеленого” перехода фокусирует внимание лишь на финансовых инструментах. На фоне ощутимых потоков инвестиций, идущих на небольшие локальные проекты, информационным кампаниям и практикам по повышению экологической осведомленности сельского населения, столь необходимым для видимого сокращения образующегося между городом и селом разрыва, уделяется явно недостаточное внимание.

На географические оси накладываются также личностные и ценностные размежевания, которые могут способствовать как обострению противоречий в обществе и дезинтеграции, так и его консолидации. Так, в работе, проведенной польскими исследователями, показано, что представители поколения Z, жители и городской, и сельской местности, имеют схожие показатели в отношении проэкологического поведения 14. Очевидно, что возрастные ценности нивелируют разделения по оси город–село. Однако превалируют сегодня тенденции дальнейшего углубления размежеваний, которые усиливаются разницей во взглядах, вызванной в том числе проблемами гендерного неравенства.

Связь экологических проблем и гендерного неравенства уже давно стала объектом внимания ученых и экспертов 15. На стыке этих двух направлений исследований во второй половине ХХ в. появилась новая теоретическая рамка, получившая название “экофеминизм”. Растет количество работ, посвященных анализу экологических вопросов через призму гендерных исследований. Большинство из них сосредоточено на проблемах отсутствия равного доступа к здоровой окружающей среде, бóльшей уязвимости женщин перед последствиями изменений климата и деградации окружающей среды. Популярной темой научных трудов является сравнительный анализ приверженности проэкологическому поведению и экопривычкам у женщин и мужчин. В научных дебатах не раз подчеркивались различия во взглядах и отношении тех и других к окружающей среде, а также в их ценностных ориентирах. Таким образом, здесь разделения можно рассматривать в двух направлениях – уязвимости перед экологическими проблемами и озабоченности “зеленой” тематикой.

Множество исследований, фокусирующихся на вопросах влияния деградации окружающей среды на женщин и мужчин, свидетельствуют о разном уровне такого воздействия. Ученые утверждают, что гендерное неравенство является одной из причин повышенной уязвимости женщин к климатическим изменениями 16. Кроме того, женщины, проживающие в странах Глобального Юга и в бедных регионах, подвержены повышенному риску, связанному с природными явлениями 17. Среди угроз и проблем, более негативно отражающихся на представительницах женского пола, выделяются нехватка ресурсов, вызванная изменением климата, низкая мобильность в условиях стихийных бедствий и др. 18 Серьезным ограничением для женщин остается неравный доступ к принятию решений и управлению природными ресурсами. Несмотря на то, что в странах Европейского союза эта проблема стоит не так остро, гендерное неравенство по-прежнему заявляет о себе при формировании экологической политики. Показательным является, в частности, соотношение численности женщин и мужчин во властных структурах, занимающихся вопросами климата. Высшие государственные служащие в министерствах, курирующие климатическую тематику (в ведомствах энергетики, транспорта и окружающей среды), – в основном мужчины в Германии (79%), Франции (71%), Италии (78%). В числе причин сохранения сложившегося неравного положения в решении проблем окружающей среды специалисты называют различия в социально-экономическом положении, в социальных ролях, доступе к управленческим ресурсам 19.

Важно отметить, что в действительности гендерный разрыв особенно ощутим в странах Глобального Юга, где сохраняется традиционный ролевой уклад. Тем не менее политически эта проблема остается на периферии. В западных странах наблюдаются противоположные тенденции: фактор гендерного разделения вокруг экологической повестки гипертрофирован и является важным элементом политических стратегий.

Несмотря на неравный доступ к механизмам принятия решений, отмеченный выше, было установлено, что именно женщины в большей степени заинтересованы в экологической повестке, чаще склонны внедрять в свою повседневную жизнь “зеленые” привычки и охотнее меняют свой образ жизни на проэкологичный. Так, в исследовании, проведенном в Нидерландах и Германии, отмечается значительный разрыв между экологическими установками: в Германии 65.8% мужчин придерживаются проэкологических ценностей, среди женщин этот показатель равен 73%, в Нидерландах аналогичная ситуация: 59.8% против 65.9% 20. Важно отметить, что эта тенденция прослеживается во многих странах, в том числе и в России 21.

Эксперты называют вышеперечисленные различия “экогендерным разрывом”, который только усиливается в последние годы. В отличие от других типов размежеваний гендерные не обладают традиционным конфликтным потенциалом, а скорее представляют иллюстрацию различия социальных ролей и неравенства, которые проявляются даже в экологической сфере. По мере распространения эколого-политических дискурсов эта тема вновь стала актуальной, так как подобные разрывы могут препятствовать дальнейшему продвижению “зеленых” мер и их реализации. Ввиду этого актуализируются и исследования, целью которых является поиск возможностей для преодоления таких расколов 22.

Одной из обсуждаемых тем в научном сообществе является тема разрывов между поколениями (generation gap) и их влияния на политический ландшафт и политический процесс 23. Проблема различий ценностных ориентиров поколений всегда была актуальной, имманентно присущей поколенческой идентичности. В настоящее время эти различия ярко проявляются в отношении к “зеленой” повестке, особенно на фоне бурной экопротестной деятельности молодежи. Представители каждого нового поколения более активны в вопросах природоохранной деятельности и защиты окружающей среды, чем их предшественники – эта динамика прослеживается со времен протестов 1968 г. В 2005 г. ученые из Гарвардского университета опубликовали работу, посвященную поддержке климатической политики представителями разных поколений на примере стран Евросоюза 24. Результаты показали, что люди в возрасте 15–24 лет готовы больше жертвовать и прилагать больше усилий для сохранения окружающей среды, чем достигшие возраста 65+. Ученые объяснили эту разницу более широким доступом молодого поколения к соответствующей информации благодаря активному использованию интернет-ресурсов. Исследователи посчитали, что молодежь просто гораздо лучше осведомлена об экологических проблемах. Однако такой вывод был актуален 20 лет назад, сегодня же разрыв в доступе к интернет-источникам постепенно сокращается, а в основе причин размежеваний лежат различия в ценностных предпочтениях.

Поколенческий подход широко используется в научных работах и маркетинговых исследованиях. Специалисты утверждают, что молодые люди, а именно представители поколения Z и миллениалы, имеют более “зеленые” ценностные ориентиры, их экологическая осведомленность и сознательность высоки, и многие следуют проэкологичному образу жизни (см. также 25). Кроме того, в научном сообществе идут споры об ответственности за вредные выбросы, осуществленные на протяжении жизни старшего поколения 26. Однако данные исследований демонстрируют противоположные результаты. Так, опрос Фонда Конрада Аденауэра показал, что старшее поколение в Германии больше озабочено вопросами состояния окружающей среды, чем молодое: жители страны в возрасте от 65 лет заявляют, что проблемы экологии и климата очень важны для них. Для сравнения: в возрасте 18–34 лет только 40% заявили об этом. В то же время молодые поколения охотнее выступают за радикальные действия по защите климата, включая проведение несанкционированных протестов, поддержку экстремистских экологических движений и энвайронменталистских политиков и партий.

Молодежные климатические акции протеста, проводимые сообществами “Пятницы ради будущего” (англ. Fridays for Future), “Последнее поколение” (нем. Letzte Generation), “Просто остановите нефть” (Just Stop Oil), стали повседневной реальностью в странах Запада. Их масштаб и используемые тактики привлекли к проблеме изменения климата внимание политических элит, которые были открыты к диалогу с подрастающим поколением 27. По словам заместителя председателя Еврокомиссии Франса Тиммерманса, именно действия “Пятниц ради будущего” и позиция их лидера Греты Тунберг подтолкнули европолитиков к принятию ЕЗС. Вопреки критике со стороны экологических НКО и общественных климатических движений (включая, к слову, и сами “Пятницы ради будущего”), ЕЗС по-прежнему находит отклик среди населения, особенно юного возраста. В рамках ее поддержки был создан проект, название которого можно перевести как «Поколение Z за “Зеленую сделку”» (GenZ4GreenDeal), для людей от 15 до 30 лет, призванный помочь молодежи усвоить “устойчивые” практики и привлечь ее к активному участию в экологических проектах.

Возрастные размежевания хорошо прослеживаются в поддержке “зеленых” политических сил. Так, результаты федеральных парламентских выборов в Германии ярко демонстрируют разницу в политических приоритетах представителей разных поколений (рис. 2).

Источник: Europe Elects.

Конфликт поколений – один из наиболее дискуссионных вопросов в академических кругах. Единого мнения относительно этого разрыва не существует, в особенности касательно оценки его влияния на продвижение “зеленой” повестки. С каждым годом все больше граждан разных возрастов включается в нее по разным причинам: кто-то под влиянием своих взглядов на природную среду, кто-то из-за социально-экономических выгод (например, преимуществ использования электрифицированного транспорта) и пр. Несмотря на то, что каждое поколение имеет отличительные модели проэкологичного поведения, считается, что именно формирование общих “зеленых” идеалов и ценностей через конструирование экологической идентичности может стать мостом для нахождения взаимопонимания и консолидации представителей разных возрастных групп. Ученые прогнозируют преодоление разрыва вокруг экологических вопросов через несколько поколений, поскольку каждое последующее поколение будет более осведомленным и осознанным 25.

В основе формирования размежеваний стоит мировоззренческая составляющая. Различия в идейных предпочтениях, ценностях и идеалах становятся ключевой причиной возникновения противоречий и глубоких социально-политических расколов в обществе. В научном поле не раз поднимался вопрос о связи идентичности и политического выбора граждан. В самой теории социально-политических размежеваний присутствует идея о том, что социоструктурные различия проникают в политику через коллективную идентичность 28.

Идентитарные и ценностные различия также влияют на поддержку “зеленых” ориентиров. На протяжении последних двух десятилетий повышение экологической осведомленности было одной из основных задач “зеленой” политики в ЕС, и результаты оказались внушительными: в государствах-членах фиксируется высокий уровень озабоченности проблемами окружающей среды. Подавляющее большинство жителей Евросоюза признают наличие экологических и климатических проблем и требуют принять соответствующие меры, однако только ограниченная группа граждан готова радикально менять свой образ жизни ради достижения “зеленых” целей. Тем не менее численность таких активистов растет с каждым годом. Импульсом к изменениям становится формирование экологической идентичности и сознания, которые побуждают индивида к принятию конкретных действий, направленных на защиту окружающей среды. Формирование идентичности – это неравномерный и неравно поступательный процесс, его динамику скорее можно определить как разноуровневую и разноскоростную. Отличающийся “градус” экологической идентичности стал одной из причин возникновения противоречий.

Вопросы, связанные с идентичностью, – это прежде всего вопросы ценностных ориентиров. Важно отметить, что экологическая идентичность имеет множество проявлений в силу различных экологических приоритетов, выбор которых, как правило, обусловлен тесной связью с локальной идентичностью. Человека могут волновать разные проблемы в зависимости от локальных факторов риска, представляющихся ему существенными, например, в виде вырубки лесов, загрязнения воды, воздуха, почвы и т.д. Многие правые популисты, отрицающие проблему изменения климата, апеллируют к таким локальным проблемам в своих кампаниях. Они преподносят климатическую политику ЕС как элитарную и противопоставляют ей национальную экологическую политику, которая, по их мнению, должна быть первостепенной. Они также делают акцент на “несправедливом распределении экологических рисков”, ложащихся преимущественно на уязвимые группы населения.

Очевидно, что связь экологической идентичности с локальной и региональной спецификой свидетельствует о неоднородности ее наполнения, которая в глобальном масштабе является неизбежной. Ценности, приоритеты и отношение представителей разных групп к экологическим вопросам и явлениям будут всегда различаться, ввиду чего универсальные (англ. one-size-fits-all) подходы представляются неэффективными. Абсолютизация политкорректных дискурсов, которая выражается в непринятии иных точек зрения и так называемой общественной цензуре 29, способствует сдерживанию конфликтного потенциала. Однако такой подход, при котором во внимание принимается лишь один “правильный” взгляд, препятствует выстраиванию эффективной политики.

Размежевания вокруг “зеленой” повестки тесно связаны с дискурсами климатической и экологической справедливости. Несправедливость продвигаемой экологической политики видится в неравном доступе к здоровой окружающей среде и “зеленым” продуктам, процессу принятия решений, а также в неравномерном распределении бремени от затрат на проведение подобной политики и ликвидацию экорисков 30. Наиболее уязвимые группы населения в первую очередь ощущают на себе как последствия деградации окружающей среды, так и изменения в подходах к решению проблем. Чаще всех именно бедные домохозяйства страдают от непропорциональных издержек экологической политики. Меры, предписанные чиновниками, становятся для этих категорий населения не мотивирующим стимулом перехода на более экологический образ жизни, а финансовым бременем. Вопросы экологии и социально-экономического неравенства, таким образом, сосуществуют в тесной взаимосвязи.

Совершить полноценный экономический, социальный и экологический транзит без готовности населения и государств к изменениям сложившейся системы отношений к природной среде будет невозможно. Объединение этих трех направлений все чаще фигурирует в научных и политических дебатах как необходимое условие успешной реализации “зеленого” транзита 31. Между тем современный экологический курс ЕС по-прежнему опирается в основном на такие меры, как ограничения, налоговые рычаги и регулирование. Наблюдается существенный разрыв между готовностью рядовых граждан внедрять проэкологические модели поведения и практической реализацией этих шагов. В большинстве случаев люди нуждаются в дополнительных стимулах и поддержке со стороны государства и бизнеса, облегчающих им переход к более экологичному образу жизни.

В новых условиях возникает вопрос о форматах коммуникаций заинтересованных политиков с населением по проблемам окружающей среды и способностях властей доказать необходимость таких изменений, как, например, повышение цен на привычные товары и услуги или пересмотр норм потребления. Отсутствие такого диалога, как правило, провоцирует акции протеста, отталкивает избирателей и препятствует продвижению экологической повестки. ЕЗС еще не начала в полной мере реализовываться, но уже появляются группы населения, которые чувствуют уязвимость перед будущими трансформациями. Предлагаемые руководством ЕС инструменты, такие как Социальный климатический фонд или Фонд справедливого перехода, по мнению специалистов, явно недостаточны 13. Помимо экономической, комплексная социальная составляющая ЕЗС также крайне слабо проработана 13. В итоге план наталкивается на свои же собственные противоречия: меры, призванные обеспечить “справедливость”, зациклены на решении конкретных, достаточно узких вопросов социального свойства, что препятствует генеральной цели достижения углеродной нейтральности.

Эта оторванность экологической и климатической политики от социально-экономической является ее несомненным недочетом. Очевидно, что с учетом национальных и региональных особенностей адаптация ЕЗС будет происходить по-разному. Реакция на нее также будет варьироваться с учетом локальной специфики: если в одних странах это может способствовать консолидации общества, то в других, наоборот, способно привести к дезинтеграции.

При активном продвижении и распространении “зеленой” повестки и реализации экологической и климатической политики будут обнажаться ее проблемные узлы. Уже сегодня можно констатировать образование расхождений во взглядах в обществе ввиду географических, поколенческих, гендерных различий. Однако этим они не ограничиваются: существуют также разделения, связанные с разным уровнем образования, сферой деятельности, социальным статусом и т.д. В действительности при рассмотрении размежевания вокруг экологической политики наиболее отчетливо проявляется столкновение двух групп: с одной стороны, экоактивисты и экологисты, требующие радикальных перемен, а с другой – те занятые, которые теряют рабочие места в результате “зеленого” транзита. Важно отметить, что последние не являются противниками защиты окружающей среды, а выступают против навязываемых подходов и моделей, в которых не учитываются или игнорируются их интересы (рис. 3).

Источник: составлено автором.

Политкорректный подход к этой тематике осложняет анализ и прогноз реальных последствий от “зеленых” мер ввиду того, что альтернативные взгляды на проблемы находятся на периферии публичной дискуссии. В целом идея о возможности формирования противоречий вокруг экологической политики долгое время игнорировалась, и только сегодня эти проблемы стали обсуждаться в научных кругах 32. Размежевания вокруг экологической политики проявляются не в противостоянии и конфликтности, а в различиях во взглядах, подходах, оценке и приоритетах, что дает возможность использовать эти различия для сотрудничества и построения диалога, для обмена мнениями и опытом.

Климатическая проблематика сегодня доминирует в политической повестке. Она является важнейшим инструментом политической мобилизации в западных странах. В целом вокруг экологической политики пока преобладает оптимизм, несмотря на появляющиеся противоречия. Однако, по данным многочисленных исследований, деградация окружающей среды и изменение климата могут привести в будущем к возникновению дополнительной напряженности в отношении разделенных групп. Тем не менее это разделение одновременно представляется и ресурсом для решения проблем окружающей среды: каждая из групп обладает уникальными взглядами, навыками и обширными знаниями в решении локальных проблем окружающей среды, элементы которых могут быть заимствованы при разработке экологической политики. Это может способствовать минимизации негативных последствий от экологической трансформации при ее адаптации на местах.

Оценка размежеваний вокруг политики по защите окружающей среды в системе прочих демонстрирует, что в основе экологических кливажей лежат традиционные разногласия. При этом отсутствие продуманной политики только усиливает их. Объединяющим потенциалом обладают возрастные размежевания, однако нахождение точки соприкосновения прогнозируется только в среднесрочной перспективе. Ожидается, что конкуренция и противоречия между странами и регионами будут только усиливаться в условиях гонки за альтернативными источниками энергии и ценными ресурсами для “чистых” технологий, в особенности на фоне споров внутри стран и между ними о том, где будет сосредоточена реформируемая энергетическая инфраструктура. В рамках “зеленой” трансформации имплицитно подразумевается разрушение сформированной структуры экономики. По факту происходит изменение парадигмы развития и ценностная переориентация общества.

Сохраняется необходимость поиска сбалансированного подхода к решению проблем окружающей среды, который позволит избежать концентрации внимания на одном предмете. Размежевания выполняют уникальную функцию удержания политики от ее смещения в ту или иную сторону: радикализации или отказа от каких-либо решительных действий. Благодаря этому появляется окно возможностей для снижения остроты противоречий и балансирования между двумя крайностями. Очевидно, что экологическая политика становится полем для различных типов конфликтов.