Выборы президента США: меняющийся электорат в кризисе двухпартийности

К 1830-м годам, когда американские граждане присоединились к процессу избрания президента своей страны, выборная кампания в США стала особым общенациональным событием, направленным прежде всего на создание нужного эмоционального заряда у электората, укрепление чувства сопричастности среднего американца к тому, что происходит в его стране, на обновление образа “Мы – страна-народ”, который заложен в Конституции. Избирательная кампания президента занимает почти год, и за это время политика успевает проникнуть в жизнь обычного американца, наполнить ее особым смыслом, превратить рядового гражданина США из объекта в активного субъекта политического процесса. Это непростая задача, поскольку последние полвека американские граждане все больше разочаровываются в федеральной власти, уверенные, что национальные политики оторваны от их реальной жизни и неспособны сделать ее лучше.

Выборная кампания стала восприниматься как торжественный ритуал, в котором участвуют обе стороны – государство и общество. Разочарование электората и рутинизация избирательного процесса заставляют политическую элиту прикладывать еще больше усилий, задействовать новейшие технологии для вовлечения избирателей в этот многоступенчатый процесс. В последние десятилетия эти старания превратили избирательную кампанию в феерическое шоу национального масштаба, а события текущей кампании можно признать достойными голливудского сценария.

Между тем, если выйти за рамки целенаправленно создаваемого формата национального “развлечения” утомившегося и разочарованного электората, избирательная кампания, пусть и в гипертрофированном виде, проявляет наиболее острые социально-политические изменения в американской власти и обществе. Трансформационный характер современных социально-политических процессов в США признается большинством исследователей американистов, как в России, так и в самих Соединенных Штатах. Об их различных аспектах пишут: В.С. Васильев 1, Э.В. Кириченко 2, И.И. Курилла 3, В.О. Печатнов 4, В.В. Согрин 5, Н.М. Травкина 6, А.И. Абрамовитц 7, Р.П. Джонс 8, Р.Д. Патмэн 9, М. Фиорина 10, М.Дж. Хезерингтон и Т.Дж. Рудольф 11 и др.

Авторы данной статьи придерживаются эволюционного подхода к анализу американской политической системы, рассматривая текущие изменения как проявления очередного переходного этапа в ее развитии, в ходе которого в ответ на меняющиеся характеристики среды политические институты постепенно приобретают новые черты 12 13.

Гипотеза предлагаемой работы состоит в том, что двухпартийность как ключевая характеристика американского политического процесса и политической системы переживает экзистенциальный кризис в результате социально-экономических изменений, которые происходят в США, начиная со второй половины XX в. Кризис двухпартийности усиливает идейную поляризацию политического процесса в Соединенных Штатах, которая, в свою очередь, подрывает баланс между компромиссом и конфликтностью, лежащий в основе развития американской политической системы 14. Вследствие чего она постепенно переходит к поиску новой формулы равновесия, элементы которой только начинают проявляться в текущих, наблюдаемых нами в “прямом эфире”, процессах.

Цель работы состоит в выявлении идейных и социальных смещений в двухпартийной схеме, как на уровне партий, так и электората, которые могли бы объяснить специфику текущей избирательной кампании. Для достижения этой цели была поставлена задача проанализировать актуальные изменения в партийных предпочтениях различных электоральных социальных групп, выявившиеся по ходу текущей избирательной кампании, значимость “колеблющихся штатов” в поляризованной политической среде и программы обеих политических партий, представленные на национальных конвентах летом этого года.

Учитывая, что исследование проводится на анализе текущих событий, финализация которых не известна на момент написания работы, оно носит во многом эвристический характер. Авторы опираются на статистические данные, часть из которых (электоральные предпочтения и настроения граждан) быстро меняются по ходу кампании и могут еще измениться на момент публикации статьи. При этом авторы стремятся выявить в текущих событиях более или менее долгосрочные тренды социально-политических изменений и воздерживаются от краткосрочных прогнозов.

Несмотря на недовольство американских граждан своим федеральным правительством 15, в последние десятилетия явка на федеральные выборы растет и составляет в среднем 62–63%. Это хороший показатель для полностью децентрализованной, организованной партиями избирательной системы, в которой проголосовать не так уж просто. В стране фактически отсутствуют общенациональные правила и нормы, регулирующие выборные процедуры, кроме самых общих, прописанных в Конституции.

Прежде всего, в Соединенных Штатах нет центрального избирательного органа и сопутствующей системы автоматической регистрации избирателей, которая вносила бы гражданина в единую базу при получении обязательных документов, удостоверяющих личность. Для того, чтобы принять участие в выборах, гражданин США должен сначала официально стать избирателем, то есть зарегистрироваться в том штате, где он проживает на момент избирательной кампании. Каждый штат устанавливает свой порядок и сроки регистрации. При этом большинство штатов требуют, чтобы регистрация избирателей завершалась за определенное время до дня голосования. Электронную реформу, позволяющую гражданам зарегистрироваться онлайн, провели лишь 17 из 50 штатов. Также лишь незначительная часть штатов позволяет регистрироваться в день голосования. В итоге если гражданин сменил штат проживания или впервые участвует в выборах, он должен прийти на избирательный участок дважды, и в большинстве штатов сделать это нужно в рабочий день.

Такая процедура требует высокой политической лояльности и активности от граждан. Неудивительно, что по статистике каждый пятый американец никогда не регистрируется и не может участвовать в выборах. Отсутствует в США и единая система досрочного голосования, также привязанная к предварительной регистрации. Это исключает из голосования еще в среднем 5–7% американцев.

В США не разработан единый стандарт голосования по почте. Более того, он постоянно меняется от выборов к выборам. Например, в штатах Вашингтон, Гавайи, Колорадо, Орегон и Юта голосуют преимущественно по почте, а после пандемии COVID-19 число желающих голосовать именно этим способом в целом по стране достигло 65 млн человек. Однако в ряде штатов такой способ по-прежнему допустим только в случае, если избиратель не может прийти на участок самостоятельно, при этом проконтролировать, что заполненный и отправленный бюллетень будет получен и учтен при подсчете голосов, очень сложно. 

COVID-19 обеспечил миллионам избирателей возможность принять участие в выборах удаленно. Всего в 2020 г. проголосовало 158 млн человек – это 2/3 всех зарегистрированных избирателей, из них 100 млн голосовало досрочно либо по почте. Тогда это позволило ныне действующему президенту Дж. Байдену собрать 7 млн голосов и получить преимущество перед соперником – Д. Трампом – в 4.5%. Однако отсутствие единого стандарта, который к тому же технически предотвращал бы возможность злоупотреблений и мошенничества, представляет серьезную проблему. Республиканские штаты выдвигают претензии к надежности такого голосования, что может стать основанием для оспаривания результатов национальных выборов, как то имело место в начале 2021 г.

Кроме того, по причине слабой координации бюрократических институтов, списки избирателей часто подвергаются “чисткам”. Обычно это оправданные меры, связанные с переездом гражданина в другой штат или кончиной, однако иногда ошибочному удалению подвергаются пассивные избиратели, которые по той или иной причине приняли решение не участвовать в голосовании. Так, после выборов 2016 г. из списков ошибочно исчезло порядка 17 млн человек.

Изначальная децентрализация избирательной системы была усилена решением Верховного суда 2013 г. об отмене одной из статей Закона о гражданских правах 1965 г., согласно которой любое изменение в избирательном законодательстве штатов должно было одобряться Министерством юстиции США. Такое решение неизбежно привело к появлению новых практик, усложняющих голосование для расовых и социальных меньшинств, на защиту прав которых и был направлен Закон 1965 г.

Несмотря на перечисленные препятствия, выборы 2020 г. побили все рекорды явки с начала прошлого века – 66% американцев приняли в них участие. Во многом такую активность обеспечили кампании обеих партий в защиту американской демократии, своеобразной ключевой фигурой которой стал Д. Трамп.  Однопартийцы Дж. Байдена боролись с ним как с основной угрозой демократии, а республиканцы – за него против всевластия федерального правительства под руководством демократов.

Помимо эмоционального подъема электората, выборы 2020 г. продолжили очень важный тренд на смещение электората между партиями, начало которому было положено в 2016 г., а ярким продолжением, по всей видимости, станут выборы 2024 г. Это смещение затронуло две социальные группы – белый рабочий класс16 и расовые меньшинства. Первые традиционно были электоратом Демократической партии, однако процессы, вызванные глобализацией, и политика переноса производств за пределы США, продвигаемая и реализуемая демократами, серьезно изменили социально-экономический и политический статус этой части населения. К 2000-м годам она выпала из внимания политической элиты и превратилась в так называемый забытый электорат 16. В 2016 г. Д. Трамп стал первым кандидатом в президенты, который вернул эту социальную группу в национальную политику, обеспечив таким образом Республиканскую партию новой для нее избирательной силой.

Демократы, на тот момент уже второе десятилетие строящие свои политические победы на “коалиции Обамы” – афроамериканцы, латиноамериканцы, молодежь и женщины, оказались не готовы к “воскрешению” своего бывшего электората. Но это возвращение не осталось без их внимания, и уже в 2020 г. Дж. Байдену удалось одержать победу именно потому, что к “коалиции Обамы” присоединилась часть белых представителей рабочих профессий, успевших разочароваться в Д. Трампе за четыре года его президентства. 

Дж. Байден в 2020 г. получил на 3% больше голосов белых избирателей, нежели Х. Клинтон в 2016 г. Так, в 2020 г. наметились новая демократическая коалиция в среде электората и новый тренд в межпартийной борьбе – перетягивание белого рабочего класса, который с особой силой проявился уже в кампании 2024 г. Демократы попытались усилить свои позиции среди этой социальной группы и компенсировать выход из кампании действующего президента, выбрав в пару к своему кандидату губернатора Миннесоты Т. Уолца – белого мужчину старшего среднего возраста, бывшего военнослужащего Национальной гвардии, школьного учителя географии и футбольного тренера. Республиканцы в свою очередь взяли в пару к Д. Трампу сенатора от штата Огайо Дж.Д. Вэнса, который регулярно напоминает о своем рабочем происхождении, не помешавшем ему получить степень доктора юриспруденции в Йельском университете.

Изменения политических предпочтений второй фокусной группы – расовых меньшинств – также проявились уже в 2020 г., когда Д. Трамп неожиданно для демократов улучшил свои предыдущие показатели именно в этой, нетипичной для Республиканской партии, группе: на 7% среди избирателей азиатского происхождения, на 4% – у латиноамериканцев и на 1% – у афроамериканцев. В 2024 г. демократы, “заменили лицо” своей кампании с белого пожилого мужчины на женщину – представительницу расовых меньшинств, с целью вдохнуть новую жизнь в “коалицию Обамы” и вернуть себе доминирование среди афроамериканцев и латиноамериканцев.

Между тем за прошедшие с президентства первого афроамериканца годы настроения и предпочтения этой социальной группы несколько изменились. Во-первых, усиление левого крыла в Демократической партии сделало риторику и повестку партии слишком либеральной для религиозной части испаноязычного и афроамериканского населения, которые начали отдавать предпочтение правоконсервативным кандидатам от Республиканской партии. Во-вторых, молодые афроамериканцы перестают считать себя меньшинством, связанным какими-либо обязательствами с демократами. В процессе смены поколений доля чернокожих, увязывающих борьбу за свои права с усилиями Демократической партии, становится все меньше. Им на смену приходит более молодой электорат, который оценивает политиков обеих партий с точки зрения нынешних реалий и недоволен ими так же, как белое население. 85% чернокожих избирателей в возрасте до 35 лет считают, что демократы забывают про афроамериканцев, как только те отдадут за них свой голос, и лишь 55% уверены, что партия добивается прогресса в решении проблем, затрагивающих представителей этой расы.

В 2020 г. изменения проявились и в настроениях других групп электората. Так, традиционно горожане активнее поддерживали демократов, а сельские жители – республиканцев. Но в 2020 г. 54% жителей пригородов проголосовали за Байдена. Судя по данным опросов, это смещение продолжается и в текущей кампании.

Меняются и гендерные предпочтения: в 2016 г. белые американки голосовали за Трампа. Дж. Байдена в 2020 г. поддержало уже больше женщин, чем Х. Клинтон, однако 53% все же выбрали Трампа. Выдвинув К. Харрис, демократы рассчитывают в том числе привлечь симпатии женщин. Уже через полтора месяца после замены кандидата они получили на 16% больше поддержки среди этой группы избирателей.

Наконец, меняется связка “уровень дохода – уровень образования” в электорате двух партий. Уровень получаемого образования меняет в сторону повышения экономического статуса избирателей Демократической партии, тогда как Республиканская все больше становится партией бедных слоев населения. Выпускники университетов по мере увеличения собственных доходов традиционно голосовали за республиканцев. Сегодня же граждане с высшим образованием выбирают демократов чаще тех, кто получил только среднее образование. Соответственно, у партии растет процент электората с высокими доходами. Одновременно бедные и особенно обедневшие за время постковидной рецессии граждане “дрейфуют” в сторону республиканцев, составляя единую группу с избирателями без высшего образования.

Такое межпартийное смещение электората вызвано одновременно экономическими и политическими факторами. В краткосрочном плане серьезным шоком для американского общества стала постковидная рецессия. Несмотря на небезуспешные усилия администрации Дж. Байдена по восстановлению экономики, борьбу с инфляцией и безработицей, общий уровень жизни среднего американца упал 17. Существенная доля населения до сих пор ощущает себя беднее, чем в доковидные времена, несмотря на объективное улучшение экономических показателей. Ситуацию усугубляет долгосрочный тренд: под влиянием глобализации экономика США пережила серьезные структурные трансформации, полностью изменившие условия традиционного социального контракта, упрощенная формулировка которого – “следующее поколение живет лучше, чем предыдущее”. С конца 1980-х годов наблюдается стагнация медианного дохода среднего и рабочего классов, оказавшихся наиболее уязвимыми перед лицом долгосрочных изменений и краткосрочных кризисов. Это неизбежно вызывает недовольство граждан и заставляет их менять политические предпочтения. Поскольку двухпартийная рамка предлагает “недовольному избирателю” ограниченный выбор, он просто переходит из одного лагеря в другой (от демократов к республиканцам) и обратно.

При этом партии, оставаясь частью идентичности избирателя 14, навязывают обществу свои ценностные картины мира, создаваемые ими в политических целях. Погоня политических партий за победой на выборах делает электорат заложником ценностной дихотомии, которая жестко разделяет не только политическую реальность, но и ценностно-культурную, раскалывая страну на два лагеря. Результатом становится общественная усталость от навязываемого противостояния и неэффективности системы, что приводит к численному росту независимого электората при одновременной консолидации двух групп радикальных сторонников каждой из партий.

Независимый или “колеблющийся” электорат в США представляет сегодня самую большую идейную группу (43%). Этот политически неангажированный электорат не доверяет ни одной из партий, но вынужден голосовать за их представителей, поскольку двухпартийная система не предоставляет другого выбора. Это делает партийные предпочтения различных групп более волатильными. Избиратели все чаще ориентируются на личность кандидата, а не на его партийную принадлежность, и склонны менять партию на каждых выборах.

Сочетание усиления партийной лояльности с одновременным ростом числа независимых избирателей приводит к тому, что американские выборы, во-первых, становятся борьбой лишь за определенную часть граждан, а во-вторых, имеют максимально непредсказуемый результат. В условиях двухпартийной системы страна с течением времени поделилась на штаты, традиционно голосующие за демократов или республиканцев. Периодически некоторые государственно-территориальные единицы меняли свою политическую окраску. Например, южные штаты с 1960-х годов постепенно из оплота Демократической партии превратились в правоконсервативную базу Республиканской. Этот масштабный переход положил начало современному разделению США на “красные” (республиканские) и “синие” (демократические) штаты.

Последние десятилетия 38 штатов стабильно голосуют за одну и ту же партию. При этом в ходе агитационной кампании кандидаты именно им уделяют меньше внимания. Поскольку решающим голосом обладают так называемые колеблющиеся штаты – те, которые на очередных выборах могут поменять свои предпочтения.

Это далеко не новый феномен в политическом процессе США. Впервые партийную лояльность неожиданно сменил Огайо в 1860 г., а со второй половины XX в., в ответ на рост идейной целостности партий и расширение идейной же пропасти между ними, число колеблющихся штатов стало расти. С 1992 г. на каждых президентских выборах насчитывается несколько штатов, сменивших партийную окраску.

Однако в центре особого внимания такие штаты оказались с 2000 г., после первых в современной истории США “спорных выборов”, победителем которых стал республиканец Дж. Буш-мл. Тогда результаты были окончательно объявлены лишь после повторного подсчета голосов в штате Флорида, а первоначальный победитель – кандидат от Демократической партии Альберт Гор – был вынужден признать свое поражение.

С тех пор все внимание прогнозистов, политтехнологов и самих кандидатов приковано к неопределившимся штатам. В силу преобладания колеблющегося электората победа в них достигается разницей буквально в 1–2% голосов. В связи с этим 75% бюджета избирательной кампании расходуется на колеблющиеся штаты 18, поездки кандидатов начинаются и завершаются именно в них, и нередко претенденты на власть вообще не уделяют внимания лояльным штатам.

“Колеблющимися” штаты становятся прежде всего в силу демографических причин. Чаще всего это штаты демографически неоднородные и “подвижные” из-за межштатной миграции, то есть за период между выборами баланс между различными демографическими группами в них меняется. Электорат может почти поровну делиться между партиями, и тогда исход выборов решают независимые избиратели. Но в следующем цикле число сторонников одной партии может вырасти, и тогда штат резко сменит партийную аффилиацию. В следующем же электоральном цикле это соотношение может опять измениться. Данная демографическая специфика проявляется также в том, что во всех таких штатах контроль над органами власти разделен между двумя партиями. Этот фактор может служить маркером при определении возможных колеблющихся штатов в текущем избирательном цикле. 

Каждый выборный год список колеблющихся меняется: его пополняет какой-либо “традиционно партийный” или покидает штат, давно получивший репутацию неопределившегося. Так, долгое время Огайо считался не просто колеблющимся, но прогнозным штатом – на протяжении многих лет кандидат, победивший в нем, становился президентом. Однако Д. Трамп сумел перевести его в число республиканских. Аналогично в 2016 г. за Трампом ушла в республиканский лагерь Флорида, которая в 2008 и 2012 гг. голосовала за демократа Б. Обаму. На сегодняшний день ее консервативные позиции не ставятся под сомнение, а растущее население и 30 голосов выборщиков серьезно усложняют демократам задачу победы на федеральных выборах.

В штатах, которые вошли в список колеблющихся после президентской кампании 2020 г. и автоматически рассматриваются такими в нынешнем году, решающую роль будут играть две упомянутые выше социальные группы избирателей – расово-этнические меньшинства и белый рабочий класс. Этот перечень составляют Аризона, Висконсин, Джорджия, Невада, Мичиган, Пенсильвания и Северная Каролина. Вместе они могут дать кандидату в президенты решающие голоса 93-х выборщиков. Каждому из этих штатов присуща своя специфика, приводящая его в ряды колеблющихся.

Традиционно республиканские Аризона и Джорджия в 2020 г. с минимальным перевесом избрали Дж. Байдена. Аризона – один из самых урбанизированных штатов страны, и жители ее городов все реже голосуют за республиканцев. Кроме того, в ней проживает много латиноамериканцев, которые пока еще в основном голосуют за демократов, хотя Трампу удалось перетянуть на себя часть этого электората. В 2020 г. Аризона стала одним из тех штатов, где Дж. Байден победил с минимальным перевесом (10 тыс. голосов), и это стало поводом для Д. Трампа оспорить результаты выборов. В итоге штат оказался в списке решающих для победы в 2024 г., и оба кандидата проявляют к нему повышенное внимание. Джорджия примечательна тем, что в ней проживает много консервативных евангелистов, но они “уравновешиваются” высокой долей социальных групп, поддерживающих демократов, – афроамериканцами и избирателями с высшим образованием.  

Северная Каролина постепенно становится колеблющейся, потому что сюда мигрируют люди с высшим образованием либеральных взглядов из Калифорнии в результате переноса оттуда высокотехнологичных предприятий. Это расширяет базу Демократической партии, которая ранее в этом штате была представлена в основном афроамериканцами. Поскольку такие изменения – процесс длительный, штат, скорее всего, останется в среднесрочной перспективе непредсказуемым.

Невада становится штатом с некоторым, пока слабым, демократическим преимуществом. В его социально-демографической картине – расово-этнические меньшинства, растущее число молодежи и большое количество профсоюзов, члены которых чаще всего голосуют за Демократическую партию.

Наконец, Мичиган, Пенсильвания и Висконсин – штаты с существенной долей именно фокусного электората обеих партий – рабочего класса. Пенсильвания наиболее интересна для кандидатов тем, что в демографическом плане она представляет собой наиболее точное отражение страны в целом: смешанное городское и сельское население, 12% афроамериканцев, средний душевой доход – 41 тыс. долл., 30% населения имеют высшее образование, 51% населения – женщины.

Для обеих партий сложность работы с колеблющимся электоратом заключается прежде всего в его неоднородности. Объединяет его только высокая степень недоверия к официальным институтам федеральной власти, в том числе к партиям 15. По этой причине подобрать единую стратегию, эффективную для всех независимых избирателей, кандидатам практически невозможно. Одновременно нужно сохранить голоса избирателей традиционных. Поэтому политические лозунги кандидатов кампании 2024 г. – К. Харрис и Д. Трампа – очень разнятся в зависимости от того, перед какой аудиторией и в каком штате они выступают. Гибкость становится основным победным качеством как для демократов, так и для республиканцев. Это усвоил даже не склонный к компромиссам Д. Трамп, выступления которого в 2024 г. отличаются бóльшими разнообразием и умеренностью, чем в 2020 г. С целью привлечения нетрадиционных для Республиканской партии слоев населения – молодых, образованных, обеспеченных, чернокожих и латиноамериканцев – Д. Трамп с приближением дня всеобщего голосования постепенно смягчает образ радикала, оставляя эту роль своему вице-президенту.

Стратегия К. Харрис также направлена на привлечение более умеренного электората. Для этого она, сохраняя верность демократической повестке, по отдельным вопросам высказывалась даже более смело, чем Дж. Байден (например, более открыто поддержала палестинских беженцев). При этом кандидат старается сбалансировать разные точки зрения, которые разделяют приверженцы партии. Выбранный ею имидж женщины-политика выглядит довольно гармоничным. Она подчеркнуто выступает в двух ипостасях: женщины и политика, не стесняясь быть женственной в одних ситуациях и жестким политиком в других. Подобная тактика заметно отличается от той, что придерживалась в кампании 2016 г. Х. Клинтон, пытаясь прежде всего быть политиком, нивелируя гендерную принадлежность.

Харрис не пытается работать на весь электорат, который нужен для победы, она делит эту задачу со своим будущим вице-президентом Т. Уолцем. Ее зона ответственности – темы, важные для американских женщин и расовых меньшинств: право на аборты, пенсионное и медицинское страхование, забота о детях, матерях-одиночках, широкая социальная поддержка государством самых уязвимых слоев населения. Остальные вопросы она оставляет своему партнеру по предвыборной гонке. С учетом полной поддержки демократического истеблишмента и небывалых фандрайзинговых успехов К. Харрис, такая тактика вполне может оказаться успешной.

В программных текстах проявить гибкость гораздо сложнее. Поэтому текущие программы кандидатов, составленные в традициях идейного противостояния партий, отражают уже устоявшуюся картину разделенной поляризованной страны, в которой одни отдают приоритет социальному государству, а другие пытаются сохранить капитализм образца времен “отцов-основателей”.

Программа демократов основывается на плане Дж. Байдена, разработанном на первые 100 дней его предполагавшегося второго срока. Этот план он успел анонсировать во время выступления в штате Мичиган в июне 2024 г. Программа представляет собой традиционную повестку в духе “социального государства”, каким его видят и строят демократы в США в рамках собственной ценностно-культурной парадигмы. Многие обещания из экономического блока К. Харрис, безусловно, могут быть привлекательными для ее электората, но весьма утопичны с точки зрения их реализации в рыночной экономике страны. Например, она предлагает установить потолок цен на товары базовой потребительской корзины, закрепить цены на лекарства и ограничить рост арендной платы за жилье 5% в год.

Помимо этого, центральной темой демократической программы остается принятие федерального закона, который сделал бы неконституционным запрет абортов. В настоящее время этот вопрос находится в компетенции штатов. К. Харрис предлагает также расширить программы социальной помощи и медицинского страхования, повысить гарантированную на федеральном уровне минимальную заработную плату, обеспечить равную оплату труда женщинам и мужчинам, сохранить на постоянной основе налоговые вычеты для семей с детьми, родившимися в период пандемии, списать долги за медицинские услуги и, традиционно, повысить корпоративный налог.

Сложность в реализации объявленных обещаний связана с их принятием в Конгрессе, где из-за поляризации партий в последние годы “погибают” гораздо более консенсусные и менее противоречивые, а также необходимые обществу инициативы. Даже при идеальном сценарии, когда демократам удастся сохранить большинство в Сенате и вернуть себе Палату представителей, им вряд ли удастся преодолеть сопротивление парламентского меньшинства, которое будет традиционно затягивать споры о предмете законопроекта и предлагать несущественные поправки.

• опираться на дипломатию и военно-политические союзы;
• избегать втягивания страны в долгосрочные военно-политические конфликты;
• рационализировать оборонный бюджет, отдав приоритет инвестициям в технологии будущего;
• обеспечивать поддержку Израиля и Украины;
• противодействовать наращиванию китайского военного присутствия в Южно-Китайском море.

Республиканская партия в преддверии общенациональных выборов опубликовала не менее популистский проект своей платформы. Его объем – всего 16 страниц (существенно меньше, чем 60-страничная версия 2016 г.), а стиль напоминает агитационный бюллетень с громкими обещаниями и привлекающими внимание заголовками. Содержательно эта предвыборная платформа представляет собой слегка переработанные инициативы Д. Трампа, с которыми он пришел в Белый дом в 2016 г.

Фирменный девиз Д. Трампа “Сделаем Америку снова великой” (Make America Great Again) теперь является официальным слоганом Республиканской партии, а идея о том, что современные Соединенные Штаты забывают о простых американцах, – центральной в программе.

Трамп по-прежнему обещает достроить заградительную стену вдоль южной государственной границы, призванную остановить поток нелегальных мигрантов в США, но в новой платформе, в отличие от его предыдущих обещаний, нет упоминаний о том, что проект должен осуществиться за счет Мексики. Вместо этого республиканцы обещают, что цена строительства будет “доступной”. Также в представленном тексте много внимания уделяется обещанию Трампа депортировать миллионы людей, не имеющих документов, позволяющих им проживать в США. Для этого планируется использовать полицию штатов. Вместо удостоверения личности в программе предлагается начать требовать от мигрантов подтверждение гражданства.

Республиканцы обещают вернуть рабочие места американцам в обрабатывающей промышленности, превратить США в производственную сверхдержаву, а также в крупнейшего производителя электроэнергии в мире. Они планируют обеспечить и сохранить право американцев на хранение и использование оружия, бороться с преступностью, особенно среди мигрантов, в том числе организованной в виде иностранных наркокартелей и бандитизма.

Некоторая нехарактерная ранее для команды Д. Трампа гибкость присутствует и в официальной программе. Прежде всего, из нее исчезли планы введения общенационального запрета абортов. Само слово “аборт” упоминается в документе лишь раз – в контексте прерывания беременности на поздних сроках. В отличие от программы 2016 г., где оно фигурировало 35 раз. Подчеркивается, вразрез с традиционной консервативной парадигмой республиканцев, что партия поддерживает процедуру экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) и свободный доступ к контрацепции. Однако в программе также упомянуто, что 14-я поправка к Конституции применима и к нерожденным детям, а значит, партия продолжает поддерживать полный запрет на аборты на уровне законодательств штатов.

Кроме того, согласно обновленной платформе, республиканцы более не намерены выступать за отмену программы медицинского страхования Obamacare и не планируют сокращать социальные программы Social Security и Medicare, а также повышать пенсионный возраст.

В экономических планах партии – меры, направленные на сохранение доллара в качестве мировой резервной валюты, победа над инфляционным кризисом, “борьба с излишними расходами”, а не сокращение госдолга, как в предыдущих версиях, сокращение налогов для американских рабочих (вместо повышения заработной платы), отмена налогов на чаевые, защита права на майнинг криптовалюты. Предлагается в целях снижения экономической взаимозависимости лишить Китай статуса “нации наибольшего благоприятствования”, который он получил в 2001 г. благодаря активной позиции США в этом вопросе, запретить гражданам КНР покупать недвижимость в США, поэтапно отказаться от импорта китайских товаров первой необходимости, поддержать повышение тарифов на товары, произведенные за рубежом.

В программе больше не упоминаются традиционный брак между мужчиной и женщиной, только его “святость”, запрет на транспереход и другие непопулярные у либеральных и умеренных избирателей инициативы. Однако есть предложение полностью прекратить финансирование школ, пропагандирующих критическую расовую теорию, радикальную гендерную идеологию и другой неприемлемый с точки зрения консервативных ценностей расовый, сексуальный или политический контент. В образовательных программах, согласно предвыборному документу, следует учитывать пожелания родителей. Республиканцы обещают защищать христианство и его ценности.

Гибкость предвыборной программы Республиканской партии и Д. Трампа, с характерными признаками популизма, однако, ярко контрастирует с программой “Проект 2025” (Project 2025), 900-страничным документом, подробно описывающим конкретные шаги будущего республиканского президента по реформированию госаппарата, федеральных министерств и ведомств, составленном в духе консервативной и ультра-религиозной повестки. Его разработал ряд правоконсервативных исследовательских центров во главе с ведущим республиканским мозговым центром “Фонд наследие” при участии сотрудников партийного аппарата и сторонников Д. Трампа. В прессе документ окрестили негласным “планом Трампа” из-за явных совпадений с опубликованной предвыборной программой Республиканской партии. При этом сам Трамп незадолго до Национального конвента Республиканской партии публично дистанцировался от “Проекта 2025” и в дальнейшем не упоминал о нем.

Этот текст показателен прежде всего с точки зрения правоконсервативных настроений, которые доминируют в Республиканской партии, и которые она поддерживает в своем базовом электорате. Маловероятно, что в случае победы Д. Трампа предложения и идеи, озвученные в “Проекте 2025”, будут буквально реализовываться исполнительным офисом президента. Но вектор движения следующей республиканской администрации уловить можно, и он в корне не совпадает с направлением развития, предлагаемым стране К. Харрис.

Традиционно базовые отличия двух партий состояли в роли федерального правительства в жизни граждан. Демократы с 1930-х годов XX в. стали заметно склоняться к необходимости расширения его социальной ответственности. Тогда как республиканцы сохраняли верность традиционному распределению полномочий: федеральное правительство занято лишь тем немногим, что ему определили по Конституции основатели американского государства – прежде всего распределяет и контролирует бюджет, регулирует торговые взаимоотношения между штатами и общается с внешним миром, защищая национальные интересы союза в целом. За минувшие столетия возможности и полномочия федерального правительства сильно расширились во многом в ответ на экономические и военные кризисы и на растущие потребности общества. Республиканцы рассматривают это расширение полномочий и ответственности как угрозу американскому образу демократии и свободы. Такие настроения всегда были характерны для правых консерваторов, поэтому в периоды их доминирования в Республиканской партии они звучат особенно настойчиво.

По мере усиления левого крыла демократов параллельно с усилением правого у республиканцев все более далекие друг от друга образы будущего страны предлагают партии своему электорату. Сегодня этот образ, в представлении правоконсервативных республиканцев, устремлен к Америке до времен Великой депрессии, до того, как демократические администрации начали постепенно выстраивать сеть социальных программ. В своем “Проекте 2025” они предлагают отменить практически все социальные пакеты, сократить число федеральных министерств, передав их полномочия властям штатов, и сделать сменяемой бóльшую часть чиновничьего аппарата. В свою очередь демократы предлагают образ Америки, напоминающий скорее европейские демократии с существенными социальными расходами и максимальной ответственностью государства за все сферы жизни граждан. Как показывают последние десятилетия растущего ценностного раскола в обществе, оно к такому экзистенциальному выбору не особо готово и предпочло бы увидеть дополнительные альтернативы в представленной палитре.

Выборы президента для демократических политических систем – своеобразный регулярный “профосмотр” – показывают состояние всех ключевых характеристик жизнедеятельности системы: расклад политических сил, общественные настроения, социально-экономическую картину. В этом рутинном процессе как в зеркале отражаются все особенности политической системы. Выборы американского президента за внешней яркой мишурой организованного шоу также остаются важным диагностическим событием с точки зрения развития социально-политических процессов в стране.

В условиях блокирующей двухпартийности они становятся все более конкурентными и мало предсказуемыми, в отличие от практики конца прошлого века. На протяжении большей части истории США двухпартийная организация политического процесса выступала гарантом устойчивости и относительной предсказуемости политического развития страны. Две партии традиционно были достаточно адаптивными и гибкими, чтобы, с одной стороны, структурировать общество и власть, а с другой – оперативно реагировать на изменение настроений электората и социально-экономические трансформации. Также двухпартийность всегда считалась залогом поступательности развития политической системы и инструментом достижения и поддержания компромисса между институтами федеральной власти. Однако сами партии за многие десятилетия конкурентной борьбы за электорат привели общество и власть к такой острой идейной поляризации, что утратили свою основную стабилизирующую функцию. В этих условиях партии более не способны вырабатывать компромиссы, подрывая таким образом сам механизм развития политической системы.

Начиная с 2016 г. президентские выборы в США демонстрируют не только степень недовольства граждан неспособностью федерального правительства отвечать на новые и накопленные социально-экономические вызовы, но и серьезные изменения в политических предпочтениях отдельных групп электората.

Партии, увлеченные идеологической борьбой друг с другом, неожиданно столкнулись с двумя серьезными проблемами. С одной стороны, естественная смена поколений и структурные изменения в экономике в корне изменили партийные предпочтения традиционных групп электората. Смещение затронуло прежде всего две ключевые социальные группы – белый рабочий класс и расово-этнические меньшинства. С другой стороны, выстроенная ими идейно-ценностная дихотомия в рамке двухпартийности оказалась слишком жесткой для электората, который предпочел полностью отказаться от партийной идентичности.

В попытках выйти из этой рамки американский избиратель предпочитает не выбирать между демократами и республиканцами, а принимать решения в конкретный момент времени, ориентируясь на текущую социально-экономическую ситуацию и личностные характеристики представленных кандидатов. В итоге группы традиционных лояльных избирателей перестали быть фокусом партийной борьбы, так как исход выборов зависит от настроений самой большой и самой непредсказуемой группы – независимых избирателей. Навязанная в целях электоральной борьбы поляризация перестает быть удобным инструментом структуризации общественных настроений для самих же партий. Новое поколение политической элиты, которое так же постепенно приходит на смену тем, кто создавал этот механизм электоральной борьбы, теперь фактически стоит перед необходимостью создания нового механизма, который позволил бы им сохранить двухпартийность и избежать коренной трансформации партийной модели. Однако долгосрочных ответов на этот вызов у партийных лидеров пока нет.

Президентская кампания 2024 г. так же, как две предыдущие, показывает, что партии в поисках ответа на запрос общества делают ставку на личность своих кандидатов и популистскую риторику, которые позволяют им привлекать колеблющийся электорат и побеждать. Между тем партийность американской политической системы состоит не только в избрании президентов, но и в том, что политический процесс держится на умении партий договориться друг с другом. Двухпартийность традиционно снижала конкурентность и позволяла партиям быстрее вырабатывать общее решение. Однако она же привела к такой степени поляризации, которая делает конфликт непреодолимым препятствием на пути к реализации необходимых социальных изменений.

Популизм помогает кандидатам побеждать в сложных условиях поляризации, но он никак не способствует реализации второй важной функции партий – выработке и принятию консолидирующих решений в целях дальнейшего развития общества. Пока обе партии в своих программах предлагают совершенно разные проекты развития страны, в которых практически невозможно найти точек соприкосновения. Общество остается перед выбором между двумя крайностями, ни одна из которых его не устраивает. Двухпартийность на сегодняшний день не способна предложить американцам консолидированный образ будущего их страны.