Постколониальный дискурс: теория, методология и практика применения (на примере этнополитического сепаратизма в Африке)

Тема колониализма приобрела актуальность для современной России в новой геополитической ситуации в контексте формирования отношений со странами Глобального Юга. Пытаясь сдержать рост авторитета России как признанного лидера борьбы за полицентричный мир, политические элиты Запада причислили ее к странам-колонизаторам, подразумевая политику Российской империи относительно народов ее национальных окраин и современную российскую национальную политику на постсоветском пространстве. “С другой стороны, колониальный дискурс не направлен исключительно против России. Он стал инструментом дискурсивной силы в мировой политике и средством публичной дипломатии и внешнеполитической пропаганды в борьбе за региональный порядок в бывшем Втором мире и, в частности, на высококонкурентном постсоветском пространстве…” 1.

Постколониальность признана одним из самых больших вызовов современности. От политической науки ожидают переосмысления проблем колониализма, деколонизации, постколониальных отношений. Есть запрос на разработку новой политической теории деколонизации 2, а также методологии исследования и прогнозирования развития стран Глобального Юга, некогда освободившихся от колониальной зависимости. Востребована также интеграция постколониальной теории в широкую социальную программу исследований, вырабатывающую современные теоретические подходы к решению острых социальных проблем неравенства, бедности, ограниченности доступа к получению знаний и информации. Парадигма постколониального дискурса значительно расширяется за счет появления нового понятия постколониального сознания 3. Ответы на вопрос о причинах сохранения колониализма в новых формах нужно сейчас искать в области духовной сферы жизни общества и решать проблемы “деколонизации знаний и политики” в бывших колониях.

Страны Африки в настоящее время осуществляют “постколониальный цивилизационный транзит”, предполагающий переход “от роста сепаратизма, ослабления и деградации национальных государств к преобразованию переходных процессов африканской постколониальности в сравнительно устойчивый макрорегиональный цивилизационный транзит, способный преодолеть или ослабить в исторической перспективе тенденции политического и религиозного раскола, этнического сепаратизма” 4. “Постколониальный дискурс (дискурс-анализ) применительно к странам Африки можно рассматривать, с одной стороны, как продолжение, а с другой стороны – как альтернативу колониальному дискурсу” 5.

Цель данной работы заключается в анализе возможностей теории постколониального дискурса и ее методологии в исследовании проблем этнополитического сепаратизма. Полученные выводы позволят разработать принципы постколониального концепта этнополитического сепаратизма и рассмотреть дискурсивные практики его реализации на примере взаимоотношения Франции и африканских стран, некогда находившихся от нее в колониальной зависимости.

“Они не могут представлять себя, их должны представлять другие” 6. Эдвард Саид, основоположник теории постколониального дискурса, этим эпиграфом к своей знаменитой работе “Ориентализм” выразил суть этого понятия. Он утверждает: “Восток (Orient) – это почти всецело европейское изобретение…” 6. Ориентализм – теория постколониального дискурса, позволяющая проводить исследование процессов, посредством которых цивилизованный “Запад” конструировал “Восток” и продолжает оказывать влияние на страны в постколониальный период. В значении дискурсивной практики «“ориентализм” чаще всего воспринимали как своего рода голос порабощенных (обездоленные всего мира вдруг заговорили), нежели как мультикультуралистский и одновременно критический анализ власти, использующей знание для расширения своего влияния» 6.

Теория постколониального дискурса, иногда отождествляемая с постколониальной теорией как таковой, представлена работами его основателей: американо-палестинского историка английской литературы и музыковеда Эдварда Саида, американского исследователя индийского происхождения Хоми Баба, американки индийского происхождения Гаяти Спивак. Постколониальный дискурс как самостоятельное научное направление своим становлением обязан также трудам Ф. Фанона, Э. Сезэра, А. Мбембе, Л. Сенгора, К. Нкрумы, А. Мемми, К. Аппиа, Р. Чоу. Предтечей теории является ранний антиколониальный дискурс мыслителей стран Третьего мира второй половины ХХ в. К.Л.Р. Джеймса, Дж. Падмора, К. Нкрума, Д. Кеньятта, А. Кабрала, С. Бико, А. Сиванандана.

Понятие “постколониальный дискурс” этимологически связано с понятием “колониальный дискурс”, однако в определенном смысле сконструировано как антитеза ему 4. Идейным содержанием постколониального дискурса являются пересмотр и переоценка колониального периода истории некогда порабощенных народов. В этом значении он рассматривается как часть процесса деколонизации социального и гуманитарного знания 7. В основе методологии его изучения лежит “дискурс-анализ трудов основоположников постколониальной теории и вклада в ее развитие ученых индийского и африканского происхождения” 8. С точки зрения понимания связи с политическими практиками важен тезис Э. Саида о том, что “… тексты могут порождать не только знание, но и саму описываемую ими реальность. Со временем такое знание и такая реальность создают традицию, или то, что Мишель Фуко называл дискурсом…”  6.

Постколониальный дискурс как методология испытал сильное влияние идей модернизма, французской школы дискурс-анализа (Р. Барт, Ж. Делез, Ж. Деррида), постфрейдизма (Ж. Делез, Ж. Лакан). Наиболее заметный след оставили концепция власти-знания Мишеля Фуко 9 и концепция деконструкции Жака Дерриды 10. Если идеи М. Фуко помогли сформулировать понятие дискурса как ключевое в теории постколониального дискурса и принцип конструирования власти, то концепция Ж. Дерриды включает метод деконструкции понятий колониализма. У М. Фуко дискурс рассматривается как система утверждений, позволяющая познавать мир, помогающая доминирующим политическим группам формировать “поле истины”, навязывать определенные знания и ценности. Те, у кого есть власть, контролируют то, что известно, и то, как это известно. А те, у кого есть такие знания, имеют власть над теми, у кого их нет. Именно в этом смысле Э. Саид рассматривал колониальный дискурс как способ сохранения власти Запада над Востоком, “как комплекс знаков и практик, которые организуют социальное существование и социальное воспроизводство в рамках колониальных отношений” 11, как способ конструирования Другого для реализации господства Запада.

Э. Саид в традиции дискурс-анализа использовал концепты презентации и репрезентации для критики принципов ориентализма, “согласно которым Восток все равно не в состоянии говорить (презентировать) сам за себя, и он нуждается в том, чтобы за него говорили (репрезентировали его) другие – прежде всего европейская наука” 6. Средством репрезентации Э. Саид называл язык как высокоорганизованную кодированную систему. Репрезентация альтернативна презентации, поскольку содержит сконструированные субъектом образы. “Даже порабощенные (subaltern) могут заговорить, как это красноречиво показывает история освободительных движений в ХХ веке”  6. В области постколониальных исследований нет сегодня более “последовательного или болезненного” спора, чем спор о репрезентации, считает Н. Лазарус. Вопрос репрезентации поднимается в трех основных темах в постколониальной науке: во-первых, относительно порабощенных и массового сознания; во-вторых, относительно критики европоцентризма и колониальной идеологии; в-третьих, (расширение и радикализация второй) относительно деконструкции “западного” ratio и его дискурсов 12.

Постструктурализм исследует вопросы о том, как действует власть и через какие каналы она действует в обществе 13. Постструктуралистское определение дискурса Ж. Дерриды (“Все есть дискурс”) находит применение в исследовании постколониальных практик как способ противостояния колонизаторам посредством деконструкции концептов, ориентированных на Запад. С. Гиканди выделяет две группы исследований постколониальных обществ: конкретные условия, в которых возник и функционировал колониализм, а также роль деколонизации как специфического нарратива освобождения 14. Дискурс в постструктуралистском понимании является способом противостояния колонизаторам посредством деконструкции западно-ориентированных концептов, это специфический нарратив освобождения, считает С. Гиканди. Концепция деконструкции Ж. Дерриды имеет гораздо более неопределенный статус в сравнении с концепцией власти-знания Фуко.

Важнейшими в постколониальных исследованиях являются понятия расы, этнической принадлежности, этнической идентичности 15. Х. Баба в работе “Нация и наррация” 16 рассматривает нацию, используя термин амбивалентность для описания неоднозначности явления. Амбивалентность понятия нации Х. Баба связывает с двойственностью, присущей ее языку и идеологии. Нация как “форма повествования (наррации)” у него представлена текстовыми стратегиями, метафорами, подтекстами, имеющими свою историю 16. Он ссылается при этом на высказывание Э. Саида: “…нация как форма культурного развития (в грамшианском смысле) является средством амбивалентного повествования, которое удерживает культуру в ее наиболее продуктивном положении, как силу подчинения, дробления, распространения, воспроизводства, а также производства, созидания, принуждения, руководства” 17. Г. Спивак, применяя идеи структурализма, также находит ряд концептуальных пересечений в колониальных и постколониальных исследованиях и выражает их через понятие амбивалентности. Амбивалентность идей позволяет “представителям неевропейских этнорасовых сообществ интерпретировать постколониализм применительно к своему опыту иначе, чем западные исследователи” 8.

Рассмотрим далее развитие теории постколониального дискурса на материале франкофонных исследований для выявления колониальных стереотипов в постколониальных контекстах, а также их отражения в современных внешнеполитических стратегиях Франции и реализации в практиках поддержания африканского этнополитического сепаратизма.

В начале XXI в. в условиях нарастающей глобализации начался поиск новых альтернативных подходов к оценке постколониализма 18. В данной работе предполагается рассмотреть французское, менее изученноое направление, оценить роль французских писателей, ученых и общественных деятелей в развитии постколониальных исследований. Валентин-Ив Мудимбе ввел понятие “колониальной библиотеки” для понимания артикуляции и способов передачи колониальных дискурсов. Постколониальная библиотека, ее преемница, – результат интеллектуальной деятельности выдающихся ученых Л. Сенгора, В.И. Мудимбе, К. Нкрумы, К. Виреду, А. Мазруи, А. Мемми, Т. Фалола, А. Иреле, С. Гиканди, К. Аппиа, А. Мбембе, Д. Мойо. Прочтение произведений “Французской библиотеки” помогает лучше понять современные отношения между Францией и ее бывшими колониями.

Постколониальные исследования, начиная от зарождения у истоков колонизации и до середины 80-х годов ХХ в., являются преимущественно британскими. Отличительной чертой становления постколониальных исследований во Франции является их более поздняя институционализация по сравнению с британскими, ставшими к тому времени отдельной областью знаний. М.А. Маджумдар в книге “Постколониальность: французское измерение” констатирует значительные расхождения между англоязычным и франкоязычным подходами к постколониальному периоду 19. Несмотря на это отставание, ряд парадигм французского направления заняли доминирующее положение в дискуссиях по проблемам постколониализма. К таковым в первую очередь можно отнести теорию “креолита”. Следует уточнить, что к произведениям “постколониальной библиотеки”, как художественным, так и философским, относят прежде всего произведения, написанные самими африканцами. Однако интерес представляют и публикации теоретического характера, изданные во Франции.

Первый этап становления постколониальных исследований во Франции содержательно связан с идеями движения за деколонизацию. Франкофонные исследования, известные под названием “Французская библиотека”, получили развитие с 90-х годов ХХ в. Инициаторами дискуссий в обществе по проблемам колониализма стали франкоязычные писатели Франц Фанон, Эме Сезер, Альбер Мемми и Жан-Поль Сартр, позднее известность получили Эдуар Глиссан, Лейла Себбар, Мариз Конде, Франц Фанон. Всех их, более известных как мыслителей деколонизации, относят к первой волне постколониальной мысли Франции 20. Для постколониальных исследований Африки не утратили своего значения идеи об “отверженности колониального интеллектуала” Ф. Фанона, концепции негритюда (самобытности негроидной расы) Э. Сезера и афроцентризма – социокультурной парадигмы о центральном положении Африки в мировой истории и культуре.

Франц Омар Фанон (1925–1961) – французский писатель, вдохновитель французских новых левых и движения за деколонизацию в Третьем мире, признан выдающимся теоретиком постколониальных исследований. Найджел К. Гибсон в работе “Живой Фанон: глобальные перспективы” 21, подводя итог влияния его идей на различные научные направления за 50-летний период после ухода из жизни, раскрыл перспективы их использования в будущем. Одной из таких уникальных и парадоксальных идей наследия Ф. Фанона является постколониальная трактовка пространства. Э. Соджи и Б. Хупер называют Ф. Фанона одним из первых мыслителей “пространственности культурной политики”. Х. Баба, развивая идеи Ф. Фанона, предложил концепцию гибридного “третьего пространства”, где “все происходит вместе” во “всеобъемлющей одновременности” 21.

Второй этап постколониальных исследований во Франции ведет отсчет с начала XXI в. и включает не только литературное, но и научное направление.  Отправной точкой называют 2006 г. – дату проведения конференции, организованную Школой перспективных исследований в области социальных наук (франц. École des hautes études en sciences sociales, EHESS) под руководством Мари-Клод Смаутс 22. Дискуссия по проблемам постколониальных исследований продолжилась на страницах журналов Hé rodote, Labyrinthe и Mouvements. В них оспаривалась сама необходимость движения научного сообщества в этом направлении, итоги теоретических дискуссий были обобщены в работах Жана-Лу Амселя, Жана-Франсуа Баяра, Ива Лакоста, Нила Лазаруса. Д. Коэн, Э. Дорлин, Д. Николаидис, М. Рахал, П. Саймон предлагают такое объяснение французского постколониального поворота: “постколония” (определение, которое дал камерунский философ, политический теоретик и общественный деятель Ахилл Мбембе) пережила колониализм и увековечила его в обновленных формах 23.

М. Амин Брахими и М. Идир одной из причин столь позднего появления научного направления постколониальных исследований во Франции считают прежде всего отсутствие теоретических пересечений у него с франкоязычной социологией. Можно даже сказать, что в основе взаимных непонимания и даже отрицания друг друга изначально лежал, с одной стороны, политический радикализм борцов за деколонизацию, а с другой стороны, – традиционный европоцентризм социальных наук. Однако парадигмальный раскол оказался еще глубже, чем казалось на первый взгляд. Дж. Го указывает на нерелевантность позитивизму социальной науки постколониальных исследований как культурологического направления 20.

Н. Бансель, признавая критическое восприятие постколониальных исследований во Франции, все же выделил несколько обсуждаемых тем, находящихся в центре внимания французских авторов. С одной стороны, имеет место провозглашение “цивилизаторской миссии” Франции, с другой стороны, признается, что “приватизация универсального приводит к исключению колонизированного Другого” из истории, власти. Особо следует отметить, что постколониальные исследования во Франции вновь “открыли пространство взаимодействия” между бывшими метрополией и колониями 24 в рамках многих современных тем. О постколониальных проблемах отношений Франции и ее бывших колоний писали такие авторы, как Л. Крисман, Ч. Форсдик, Д. Мерфи. В публикациях Паскаля Бланшара, Николя Банселя, Сандрин Лемэр представлены различные аспекты постколониальной политики Франции. А. Буржо, В. Бодей, Г. Шозаль, Ф.-Ж. Фреланд, М. Раффре, Е. Клодо-Хавад, П. Бойле посвятили свои работы причинам возникновения этнических и этнополитических конфликтов в Африке.

Новыми теоретиками называют “франкоязычных писателей” африканского происхождения Альбера Мемми и Патриса Нгананга. В то время как для доминирующей постколониальной критической мысли колониализм не только не исчезает, но и постоянно изобретает себя заново в других (нео)колониальных формах, А. Мемми и П. Нгананг обновляют представление постколониальной реальности, показывая, что гегемония и подчинение больше не являются продуктом только “европоцентризма” и других “этноцентризмов”, а возникают именно в результате политики идентичности, поощряющей инаковость и различие в сравнении с Другими. Надежды дальнейшего развития постколониальных исследований во Франции связывают с их объединением с социальной наукой в рамках новой постколониальной социальной науки. Джулиан Го в книге “Постколониальная мысль и социальная теория” призывает к “третьей волне” постколониальной мысли, “выходящей из социальной науки и преодолевающей узкие рамки дисциплинарных границ” 20.

Мохамед Амин Брахими и Мулуд Идир находят теоретическое и эпистемологическое пересечение постколониальных исследований и социальных наук в предметных областях идентичности, расизма, империализма и глобализации, универсализма. Авторы считают, что постколониальные исследования “держат нас в курсе распространенности колониального явления в культурной, академической и политической практике”, “помогают лучше понять социальную реальность Юга, несмотря на любые европоцентристские предрассудки”  25. Историк Ив Гунен, давая оценку постколониальным французским исследованиям, называет их инновационными для французского научного сообщества. Суть новаций – отказ от “линейного нарратива современности, в котором Европа всегда олицетворяет авангард по отношению к странам Третьего мира” 26.

Прием деконструкции несет важную методологическую нагрузку в исследовании темы постколониального этносепаратизма, хотя непосредственно в большинстве случаев она не составляет предмет анализа теории постколониального дискурса. Каково содержание понятия деконструкции в постструктуралистском понимании и каков эвристический потенциал ее применения в качестве методологии исследования?  Предложенное Ж. Дерридой как способ анализа текста в работе “О грамматологии” понятие деконструкции в настоящее время обрело несколько иных значений 27. Р. Янг утверждает, что “деконструкция подразумевает децентрализацию и деколонизацию европейской мысли” 28. Н. Ройл понимает деконструкцию как “метод критического анализа, применяемый, в частности, к литературным текстам, который, подвергая сомнению способность языка адекватно представлять реальность, утверждает, что ни один текст не может иметь фиксированного и стабильного значения и что читатели должны искоренить все философские или иные предположения при подходе к тексту” 29. Э. Пирен приводит более узкое определение деконструкции как перечитывание/переписывание постколониальных понятий бинарности, гибридности, амбивалентности 30.

В.И. Мудимбе проблемы деконструкции выражает посредством термина reprendre, означающего “перечитывание и переписывание” как Африки, так и Запада. Изначально В.И. Мудимбе использовал термин reprendre по отношению к современному африканскому искусству, чтобы обозначить как акт возвращения к чему-то, что было прервано (буквально re-prendre), так и оценку “инструментов”, имеющихся в нашем распоряжении, но также и для обозначения третьего, промежуточного критического размышления между этими двумя значениями 31. Г.Д. Ямб cчитает, что и деколонизация знания в творчестве В.И. Мудимбе – это философское исследование, которое разворачивается через триаду конструирования-деконструкции-реконструкции, опирающееся на три неразрывных, неразделимых и взаимозависимых вида деятельности, а именно колонизацию-деколонизацию-постколонизацию 32.

Особый интерес для изучения практик национально-освободительных движений имеют некоторые сюжеты работы А. Мбембе “О постколонии”. Понятие “постколония” у него обозначает общества, недавно вышедшие из опыта колонизации и насилия. Это особая система знаков, особый способ изготовления симулякров или переформирования стереотипов. А. Мбембе пишет: “Политическая сила постколониальной мысли заключается в ее вовлеченности в историческую социальную борьбу колонизированных обществ и, в особенности, в ее переосмыслении теоретической практики того, что мы называем освободительными движениями” 33.

А. Мбембе высказал ряд замечаний, которые позволили вписать тематику национально-освободительных движений в контекст постколониальной теории, в том числе в ее дискурсивное направление. Наиболее важным является указание на исчерпание модели территориального государства. «Догмат о “неприкосновенности границ”, унаследованных от колониализма, попирается – не в смысле, неконтролируемых вспышек сепаратистской лихорадки, ведущих к необратимому и посредством манипулирования “коренной принадлежностью” и происхождением предков. …Но в том смысле, что существует давление идентичности, динамика автономии и дифференциации, различные формы этнорегионализма, миграционное давление, растущая значимость религии и ускоренное развитие наемничества» 34.

М. Сиротински считает перспективным для исследования вопрос о том, как именно деконструктивный постколониализм трансформируется в конкретные политические действия. Рассмотрение реальных социально-политических ситуаций ему представляется полезным: “Политическая эффективность деконструкции работает на двух уровнях: на одном уровне она предлагает средства для расшифровки различных символик присвоения…, а на другом…  может открыть путь для стратегических политических вмешательств на фундаментальном, действительно, основополагающем уровне” 35.

Во Франции востоковедческий колониальный дискурс традиционно был направлен на обоснование утверждения о том, что европейское доминирование глубоко изменило бывшие колонии. Постколониальный публичный, научный, литературный дискурс избегает таких открытых формулировок, отдавая должное независимости и субъектности бывших колоний. Однако влияние некогда могущественной метрополии осуществляется посредством иных инструментов, таких как навязывание французского языка и культуры, то есть лингвокультурного доминирования; экономического, финансового, военно-политического доминирования под видом “помощи в строительстве демократии” в странах Сахеля – Мали, Нигере и Буркина-Фасо. Эта стратегия в полной мере относится и к политике поддержки этнополитического сепаратизма в этих странах.

Франция в 1957 г. предложила проект Объединенной организации регионов Сахары (франц. L’Organisation commune des régions sahariennes, OCRS), целью которого было установление экономического и социального контроля над сахарскими районами Французской Республики (территории нынешних Алжира, Судана, Нигера, Мали, Чада). Хотя проект “Большой Сахары” прекратил свое действие в 1963 г., политика Франции в постколониальный период по фактической поддержке сепаратизма во многом определяется его установками. Этническая группа туарегов увидела в этом проекте возможность создания собственного государства, отделения от черно-африканских этнических групп с целью перестать быть этническим меньшинством в Нигере, Мали и еще четырех странах Сахеля.

Проект Объединенной организации регионов Сахары запустил процесс роста сепаратистских движений в этом регионе среди стран, желающих строить собственные государства-нации. Туареги требовали независимости от колониальной французской власти еще в 1957 г., позднее, уже в постколониальный период, идею отделения они пытались реализовать в ходе нескольких вооруженных восстаний. Во Франции идея создания “туарегской нации”, относящейся к белой расе, появилась гораздо раньше, еще во второй половине XIX в. (автор – французский путешественник по Северной Африке Анри Дувейриер во второй половине XX в., ему принадлежит первое научное исследование племен туарегов). На этом примере видно, что колониальная политика Франции в странах Африки одним из “побочных” последствий в постколониальный период имела углубление размежевания между этническими сообществами в результате политизации этнических конфликтов. В африканских странах сложилось мнение, что именно власти Франции стоят за всеми восстаниями туарегов, начиная с 1963 г.

Положительная оценка роли Франции как вдохновителя реформ демократической политической модернизации, распространения (западной) культуры и французского языка тоже имеет своих сторонников в африканских государствах и обществах. Эта двойственность в полной мере относится к проблемам стабилизации/дестабилизации политической обстановки в африканских странах и определяется собственными политическими интересами Франции в ее бывших колониях. Для того, чтобы гарантировать стабильность в зоне влияния туарегов в рамках проекта OCRS, Франция обещала им самостоятельность на территории их компактного проживания. Этнические размежевания в африканских сообществах используются как инструмент политических манипуляций и могут быть рассмотрены как реализация внешнего вмешательства в дела суверенных государств.

В Париже в связи с вооруженным выступлением туарегов против правительственной армии Мали 4 апреля 2012 г. была разрешена демонстрация в поддержку Национально-освободительного движения Азавад (франц. Mouvement de libération nationale de l’Azawad, MNLA) перед зданием французской Национальной ассамблеи. Во Франции допускалась пропаганда идей движения, события в Мали 2012–2013 гг. именовались “революцией туарегского народа”, туарегов называли “народ Азавад”, раздавались призывы признать отделение территории “Азавад” (“Малийского Азавад”). Всемирный конгресс Амазигов (франц. Congrès mondial amazigh, CMA), базирующийся со штаб-квартирой в Париже, приветствовал независимость “Азавада”, провозглашенную 6 апреля руководством Национально-освободительного движения Азавад после военного переворота в Мали. Поддержка сепаратистов обусловлена реализацией экономических интересов Франции по осуществлению контроля над природными ресурсами северной части Мали (месторождений урана, прежде всего).

Одновременно Франция выступает в роли посредника в урегулировании конфликта между правительством Мали и сепаратистами. Она добивалась принятия в 2012 г. Советом безопасности ООН резолюции по созданию Международной миссии по поддержке Мали под эгидой Экономического сообщества западноафриканских государств (ЭКОВАС). Двойственный характер политики Франции в регионе Сахель открыто проявился во время операции “Сервал” французских вооруженных сил в Мали против восставших на севере страны туарегов и исламских террористических группировок в 2013 г., начатой по просьбе официальных властей Мали и с санкции Совета безопасности ООН. Хотя высшим политическим руководством Франции в качестве цели провозглашалось восстановление территориальной целостности Мали, на самом деле после нескольких успешных боевых операций на земле и в воздухе против туарегов было принято решение не вести военные действия против сепаратистов-туарегов в городе Кидаль (в обмен на выдачу французских заложников). Операция “Сервал” в Мали и операция “Бархан” рассматриваются как французская военная интервенция в Сахель. В 2015 г. Франция оказала влияние на решение правительства Мали подписать Алжирские договоренности (Соглашение о мире и примирении в Мали), фактически предоставившие автономию районам проживания туарегов и арабов.

Мали пережила серьезные политические потрясения в результате государственных переворотов в августе 2020 г. и мае 2021 г. В 2020 г. малийские власти открыто обвинили Францию в оказании помощи сепаратистам и террористам и расторгли с ней военное соглашение. 15 августа 2022 г. последнее подразделение французской военной миссии операция “Бархан” покинуло Мали. После того, как французский вооруженный контингент был размещен в Нигере, Франция продолжала тайно поддерживать сепаратистские группировки туарегов, снабжая их оружием. В сентябре 2023 г. Мали, Буркина-Фасо и Нигер объединились в Альянс государств Сахеля (франц. Alliance des États du Sahel, AES) для лучшей координации действий в сфере безопасности, устойчивого развития и дипломатии.

Завершая исследование, можно сделать вывод о сохранении значимости теории и методологии постколониального дискурса для анализа современных постколониальных политических процессов. Новое прочтение основных постулатов теории требуется в связи с тем, что колониализм приобрел новые формы, сохраняя свое антигуманистическое ядро. Методология постколониальной теории является тем инструментом, который позволяет исследовать механизм сохранения господства Запада над Востоком. Однако требуется адаптация имеющегося концептуального аппарата для анализа и прогнозирования различных процессов, которые можно обозначить общим понятием “постколониальные”.

Проблемное поле теории охватывает всю систему воспроизводства колониализма в постколониальный период, включая его отражение в социальных и культурных практиках, закрепление через систему политических институтов, внедрение в общественное и групповое сознание. К основным положениям теории постколониального дискурса, не утратившим своей актуальности, можно отнести следующие. Постколониальные процессы необходимо рассматривать с учетом европейского происхождения таких понятий, как “демократия”, “нация”, “политическая партия”, продолжающих сохранять потенциал дискурсивного влияния европейских стран-метрополий на внутриполитические процессы бывших колоний на этапе их деколонизации. Важно учитывать, что культурные и иные особенности стран, где искусственно конструируются западные модели политического управления, будут способствовать появлению их гибридных форм.

Однако следует признать, что формирование постколониального дискурса происходит не только под давлением, но и в диалоге с западными дискурсами, что придает ему такую характерную черту, как амбивалентность. Наиболее информативным индикатором оценки влияния являются понятия презентации и репрезентации. Другими словами, важно понимать, имеют ли возможность национальные субъекты самостоятельно выражать свои убеждения и защищать выбранную позицию. Э. Саид рассматривал презентацию как метод, с помощью которого субалтерны (зависимые) выражают свою идентичность и доказывают “наличие собственной истории”. Также к этому ряду может быть отнесена концепция культурного “третьего пространства” Хоми Баба и его идеи, изложенные в работе “Нация и наррация”. Согласно его концепции, в “третьем пространстве” колонизатор и колонизируемые взаимодействуют в диалоге и представляют некий гибрид культуры и идентичности. А. Мбембе обосновал “запутанность” постколонии, она “охватывает множественные периоды, состоящие из разрывов, разворотов, инерций, колебаний, которые накладываются друг на друга, взаимопроникают друг в друга, охватывают друг друга” 34.

Для исследования проблем применения концептов теории постколониального дискурса для анализа различных практик постколониального периода особый интерес представляет проблема соотношения деконструкции и постколониального, поставленная Р. Янгом. В справочнике “Деконструкции: руководство пользователя” деконструкция как метод анализа рассматривается в отношении широкого спектра тем и дискурсов: феминизма, технологий, постколониализма. Предметом исследования выступают бесчисленные и меняющиеся контексты, в которых деконструктивное мышление и практика работают как внутри, так и за пределами того, что называется “Западом” 36. М. Сиротински предлагает концепцию “деконструктивного постколониализма”, которая тесно связана с “реальными мирами” и рассматривает его как практику 35.

Полученные выводы позволят обосновать принципы постколониального концепта этнополитического сепаратизма на примере Африки. Этнополитический сепаратизм в контексте концепции постколониального дискурса необходимо рассматривать как явление особого культурного пространства, сочетающего модернизм и архаику. Для него свойственна амбивалентность, то есть сочетание колониального и постколониального, национального и гражданского, позитивного и негативного, что придает ему гибридный характер. Бинарность “мы-и-они” в определении идентичности африканских народов всегда необходимо рассматривать с учетом особого фактора “западного” влияния на ее формирование, а также собственного опыта обретения духовной независимости. Являясь отчасти последствием создания национальных государств в африканских странах, этнополитический сепаратизм в то же время может быть частью стратегии бывших метрополий по дестабилизации суверенных национальных государств.