“Бесконфликтная Арктика”: Pro et Contra

Понятие “Новая Арктика” введено в широкий политический оборот экспертной исландско-гренландской комиссией, подготовившей под эгидой МИД Исландии доклад “Гренландия и Исландия в Новой Арктике”. По мнению его авторов, новизна Арктики объясняется “растущей напряженностью между сверхдержавами, обусловленной четырьмя основными факторами: изменением климата, интересами безопасности сверхдержав, новыми трассами морских перевозок, открывающимся доступом к ресурсам. … Всего за одно десятилетие Арктика превратилась из изолированного периферийного региона в один из ключевых центров новой геополитики XXI в.” “Однако вместе с новыми возможностями возникают и новые риски”, – резюмировали эксперты.

Арктика действительно сталкивается с катастрофическим изменением климата: региональное потепление идет вдвое быстрее глобального. В течение ближайших 20 лет в Северном Ледовитом океане ожидается открытие новых судоходных маршрутов между Европой и Азией, которые будут вдвое короче прежних. Прогнозируется расширение возможностей эксплуатации минеральных ресурсов Арктики, изменение морской фауны, смещение на Север мест обитания промысловых рыб и зон их лова, а также бум арктического туризма. Соответственно, арктические державы будут вынуждены передвинуть севернее свои военные рубежи, максимально укрепляя национальную безопасность в высоких широтах.

Хотя Арктический совет, созданный четверть века тому назад (в 1996 г.) как межправительственный форум высокого уровня, официально абстрагировался от военной проблематики в регионе, сосредоточившись на проблемах экологии, экономической безопасности, устойчивого развития Арктики и спасания в ее суровых условиях, тем не менее сказать, что регион в XXI в. свободен от военного противостояния, значит выдать желаемое за действительное. Дело даже не в том, что вплоть до 2014 г. члены АС проводили ежегодные консультации на уровне начальников своих генеральных штабов, и не в том, что именно через Северный полюс по-прежнему пролегают траектории потенциального обмена ракетно-ядерными ударами РФ и США.

Дело в том, что Трансарктика – неотъемлемая часть современной системы межгосударственных отношений, кризисные явления которой закономерно транслируются и в этот регион. Косвенным свидетельством этому, как точно подметил профессор политологии Макалестерского колледжа Э. Латам, являются положения последнего доклада Минобороны США касательно арктической стратегии. В документе в контексте анализа американских интересов в Арктике и предполагаемых угроз для них в качестве основных акцентируется деятельность РФ и КНР в Заполярье, которая, по мнению авторов документа, «может нарушить “стратегические планы США”, реализацию задач, связанных с конкуренцией США с Китаем и Россией в Индо-Тихоокеанском регионе и Европе» 8.

Не стоит забывать, что Арктика – потенциальный театр военных действий для Североатлантического альянса, который регулярно проводит здесь военные учения с заданным условным противником, очень похожим на Россию. И чем “старше” становится НАТО, тем большее внимание она уделяет Заполярью. Пока, к счастью, в трансарктической конфронтации задействованы “мягкосиловые” элементы. В этом контексте стоит отметить детальный анализ ситуации в Арктике, даваемый российскими экспертами в сфере безопасности (Лукин В.Н., Мусиенко Т.В., Лукин Ю.Ф., Журавель В.П., Краснопольский Б.Х. и др.) на ежегодных научно-практических конференциях “Цивилизационные аспекты развития Арктических регионов России”. Особо отметим сборник материалов конференции 2019 г. 9 Региональные реалии развеивают все иллюзии относительно планов НАТО в Трансарктике, а также демилитаризации региона.

К примеру, по мнению экспертов, практическая реализация принятых в 2009–2013 гг. в США таких документов , как Директива по национальной безопасности № 66 National Security Presidential Directive (NSPD) 66 / Homeland Security Presidential Directive (HSPD) 25 (NSPD-66/HSPD-25), доклад Конгресса США по арктическим вопросам Arctic Region Policy 2010, а также Арктической стратегии США 2013 г. позволили американцам сформировать “новую систему подготовки экипажей надводных боевых кораблей для действий в арктических условиях, увеличить подводную компоненту и контингент ВМС США в арктических морях, а также уплотнить график патрулирования истребительной авиации ПВО и самолетов противолодочной противолодочной обороны в зоне ответственности NORAD” 9. Модернизированы военные объекты в зоне ответственности NORAD на Аляске. Укреплению системы NORAD в целом способствовали и нововведения на реанимированной в Исландии американской базе в Кефлавик.

Взгляд на Арктику через “розовые очки”, смягчающие рельеф арктического плацдарма гибридной войны, все еще встречается в экспертной среде. В частности, затушевываются арктические амбиции Организации Североатлантического договора, проводится разграничение ее и американских интересов, хотя любой журналист, общавшийся с натовцами в штаб-квартире в Брюсселе или в Монсе (центральный штаб объединенных вооруженных сил НАТО в Европе), кстати, всегда возглавляемом четырехзвездным генералом/адмиралом США, знает, что последнее слово в альянсе всегда остается за американцами.

Это заставляет автора вспомнить беседы-интервью с главкомом (январь1977 – февраль 1989 гг.) Объединенными Вооруженными силами государств – участников Организации Варшавского договора (ОВД), противостоявшими НАТО, маршалом Советского Союза В.Г. Куликовым 10 11. Из откровенной беседы с этим опытным военачальником становилось очевидно, что руководство СССР (военное и политическое) пребывало в иллюзиях относительно союзников по ОВД, вероятность их вступления в НАТО после распада Варшавского договора не просчитывалась, а поэтому документально не фиксировались обязательства экс-союзников не присоединяться к Североатлантическому альянсу. Соответственно, в процессе демонтажа ОВД советское руководство не договорилось с Западом ни о будущей структуре европейской безопасности, ни о запрете расширения НАТО на Восток.

Это яркий пример того, чем чреваты иллюзорные конструкты в мировой политике, какие “неопределенности” произрастают из десекьюритизации объективной реальности. Здесь, как представляется, правомерно провести параллель с оценками ситуации в Трансарктике.

Арктическая проблематика в моем интервью с маршалом Советского Союза В.Г. Куликовым не обсуждалась, но высказанные боевым ветераном идеи, на мой взгляд, вполне актуальны и применимы к Трансарктике: “НАТО – потенциальный противник. Не зря наше руководство против его расширения”. “Как показывает практика…, договоры порою не соблюдались. Поэтому уверенности в жизненности договоров у меня мало”. А вот данная им оценка альянса: “НАТО – военный блок, агрессивный блок, который был направлен против СССР, против социалистических стран. В какой-то степени эта характеристика актуальна и сегодня”. “Может ли быть повторение холодной войны? В наших условиях, когда обстановка меняется, все может быть”. «Мы сейчас официально говорим – вероятный противник, не называя какой. А я однозначно говорю: “У нас противник – США”. Посмотрите. Камрань сократили мы? Кубу сократили? А США в Норвегии как имели пункты слежения, так и имеют. На Аляске имеют пункты слежения, следят за нами. Они делают то, что считают нужным. А мы пока не делаем» 11.

В западных оценках ситуации в Заполярье присутствуют признаки секьюритизации, обусловленной раздражением Запада от воссоединения стратегически и геополитически важного Крыма с Россией, а также из-за усиления российского оборонного потенциала в Арктической зоне РФ. Настороженность западных оппонентов вызывают и российско-китайское сотрудничество в Арктике, и совместные военно-морские учения РФ и КНР в других акваториях, опыт взаимодействия которых ими проецируется на высокие широты.

Наиболее яркое проявление сино-руссофобии в Трансарктике – проведенная в канун Х министерской встречи Арктического совета в финском Рованиеми (2019 г.) и получившая скандальный международный резонанс пресс-конференция госсекретаря США М. Помпео (апрель 2018 – январь 2021 гг.), ранее возглавлявшего Центральное разведывательное управление (ЦРУ) США (2017–2018). Тезисы, озвученные М. Помпео на пресс-конференции, получили развитие в стратегических документах США и их партнеров, в том числе в НАТО.

Анализируя дремлющий конфликтоген в Арктике, нельзя забывать, что Трансарктика – это виртуальная скрепа двух других транснациональных политических пространств, известных как Trans-Atlantic (Трансатлантика), Trans-Pacific (Транстихоокеания). Не случайно обширное поле ответственности Объединенного командования ВС США в зоне Тихого океана (USPACOM), реорганизованного в 2018 г. в Индо-Тихоокеанское командование (USINDOPACOM), охватывало не только акваторию Тихого океана, но и Аляску, районы Арктики, прибрежные регионы Южной Азии Индийского океана.

В этой связи примечателен пассаж из обнародованной летом 2020 г. Арктической стратегии ВВС США. «Возрастающее стратегическое значение Арктики требует, чтобы военно-воздушные силы могли защищать интересы страны в этом регионе, который является “перекрестком” США и двух критически важных районов, Индо-Тихоокеанского региона и Европы. Арктика становится все более важным районом для интересов национальной безопасности США», – констатирует документ. В нем также акцентируется, что “из-за достижений великих держав-конкурентов (РФ и КНР. – Авт.) Арктика становится и угрозой для Америки” .

Логическим продолжением принятия этой стратегии стало решение Пентагона о создании шестого регионального центра Минобороны США – Центра имени Теда Стивенса по исследованию вопросов безопасности Арктики (Ted Stevens Center for Arctic Security Studies). Курировать его создание будет отставной генерал-майор ВВС США Р. Ки, назначенный старшим советником по вопросам безопасности в Арктике. Ему вменена в обязанности работа со странами-партнерами “по обеспечению стабильного, основанного на правилах порядка в Арктике”. Правила, видимо, определят сами США, ибо основной международный правовой акт – Конвенцию ООН по морскому праву1982 г. (UNCLOS) – Вашингтон так и не ратифицировал.

Кстати, у Р. Ки серьезный послужной список. В 2020 г. он был назначен главой комиссии США по арктическим исследованиям, а до этого – возглавлял центр по Арктике в Министерстве внутренней безопасности США.

Дремлющий в Трансарктике конфликтоген требует особого внимания в контексте ведомой Вашингтоном НАТО. Еще в январе 2009 г. на конференции НАТО по вопросам безопасности Крайнего Севера в Рейкьявике (Исландия) альянс объявил Арктику стратегически важным регионом, требующим переосмысления военной доктрины НАТО с учетом геополитических реалий ХХI в. Тогдашний генеральный секретарь альянса Яап де Хооп Схеффер (январь 2004 – август 2009 гг.) объявил, что “НАТО будет нуждаться в усилении военного присутствия в Арктике”. И витиевато завуалировал суть: “НАТО необходимо определить, где Североатлантический союз с его уникальными компетенциями может принести пользу”. Примечателен тот факт, что данная конференция в Рейкьявике была проведена вскоре после подписания президентом США (09.01.2009) выше упомянутой директивы NSPD-66/HSPD-25 (Арктической стратегии), в преамбуле которой подчеркивалось, что ее осуществление будет проводиться в строгом соответствии обязательствам Штатов по договорам, участником которых они являются. На юбилейном (к 70-летию НАТО) саммите альянса в 2019 г. северным рубежам зоны ответственности блока также было уделено самое пристальное внимание. Потенциальный противник альянса очевиден – Россия. Летом 2019 г. в одной из натовских публикаций подчеркивалось, что “в последнее время вновь встал вопрос, может ли Арктика восприниматься как арена военного соперничества” 12.

Касаясь военно-стратегической составляющей альянса в Трансарктике, напомним о военной базе США и радиолокационной станции в Туле (Гренландия). Недаром Дональд Трамп, будучи президентом США (январь 2017 – январь 2021 гг.), эпатировал мир намерением выкупить Гренландию у Дании. Есть у США и авиабаза в Кефлавике (Исландия), своеобразный “непотопляемый авианосец” в Северной Атлантике.

Заслуживает внимания усиление милитаристских амбиций у традиционно нейтральных арктических государств – Финляндии и Швеции. Недавно они подписали со своим скандинавским соседом – членом НАТО, Норвегией, соглашение, подразумевающее более тесное военное сотрудничество в субрегионе. Весьма симптоматично и прошлогоднее обновление Швецией своей арктической стратегии от 2011 г. за счет включения в нее главы, посвященной политике безопасности.

На фоне недавно созданного в южном полушарии союза англосаксов AUKUS, настораживает интерес Великобритании к участию в военных учениях в высоких широтах и ее предложение содействовать, вплоть до задействования подводных лодок, охране территориальных вод Канады. Не зарождается ли на Крайнем Севере новая модификация “англосаксонской триады” – CUKUS (Канада–Великобритания–США)? Тем более что в феврале 2021 г. сообщалось о договоренности Вашингтона и Оттавы модернизировать oбъединенное Командование аэрокосмической обороны Северной Америки и запустить расширенный диалог по Арктике, охватывающий и вопросы континентальной безопасности.

Глава МИД России С.В. Лавров, выступая в феврале 2020 г. на Международной конференции по безопасности и сотрудничеству в Мюнхене, фактически подтвердил актуальность точки зрения маршала Советского Союза В.Г. Куликова, высказанной почти 20 лет назад: «Нагнетание напряженности, продвижение военной инфраструктуры НАТО на восток, беспрецедентные по размаху учения у российских рубежей, накачка оборонных бюджетов сверх всякой меры – все это генерирует непредсказуемость. В “железе” воссоздается структура противостояния “холодной войны”» 13. Эти слова в полной мере относятся и к Заполярью.

Повышение военно-стратегического внимания к региону со стороны США и НАТО, пересмотр своих региональных стратегий другими арктическими странами, а также расширяющееся присутствие в Арктике стран-внерегионалов вкупе отражает нарастающий конфликтный потенциал Трансарктики. Соответственно, российское председательство в Арктическом совете сталкивается с необходимостью учета этих нюансов региона при реализации своей программы, рассчитанной на 2021–2023 гг.

Имплементация программы проходит под девизом “Ответственное управление для устойчивой Арктики”. Заложенные в ней основные направления полностью коррелируют с задачами по реализации принятого на ХII заседании АС Стратегического плана (СП) на 2021–2030 гг. Россия первой взялась за его реализацию. Достижение поставленных в СП целей обеспечит взаимодействие арктических государств и в регионе, и на международных площадках, выводя АС за региональные рамки.

Касаясь реализации поставленной СП задачи по “обеспечению безопасности всех жителей и гостей Арктики от рисков стихийных бедствий и антропогенных катастроф”, отметим весьма своевременное, на второй день российского Председательства в АС, появление в арсенале РФ аппарата дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ) “Арктика-М”. Осуществляя круглосуточный мониторинг поверхности Земли и морей Северного Ледовитого океана, он не только фиксирует все действующие вулканы северного полушария Земли, включая Фаградальсфьядль, что в 40 км от Рейкьявика, но и обеспечивает оптимизацию всех экстренных служб РФ 14.

На XII заседании Арктического совета РФ С.В. Лавров вновь поднял вопрос о возобновлении консультаций начальников генштабов ВС арктических стран, приостановленных в 2014 г. по инициативе участвующих в АС стран – членов НАТО, что явилось следствием заморозки альянсом всех контактов с РФ по военной линии после кризиса на Украине. Впервые данный вопрос российский министр иностранных дел поднимал еще в 2017 г., выступая на Х министерской встрече АС в Фэрбенксе (Аляска, США). И хотя в тот раз в неформальной атмосфере рабочего завтрака министры арктических государств оживленно обсуждали политику безопасности, в ходе официального заседания Арктического советf напоминание С.В. Лаврова о замороженном механизме, доказавшем свою эффективность в качестве меры по укреплению доверия, было проигнорировано и не получило отражения в Итоговой декларации Х заседания.

В Рейкьявике это напоминание тоже не вызвало энтузиазма коллег-министров, хотя на этот раз Россия предложила начать с “малых шагов” – со встреч военных экспертов генштабов вооруженных сил арктической восьмерки. И все же С.В. Лавров выразил надежду, что в период ротационного председательства Российской Федерации условия для того, “чтобы и этот аспект совместной коллективной безопасности вернулся в работу АС”, созреют. Ведь речь идет не о “жесткой безопасности”, которой Арктический совет действительно не занимается, а об использовании вооруженных сил для обеспечения комфортных условий жизни в Заполярье. В том числе для “преодоления последствий различных катастроф, обеспечения комфортных условий морской деятельности, поиска и спасания в ситуациях, когда нужно выручать людей, попавших в беду”.

Тренды “Новой Арктики” могут спровоцировать рост противоречий непосредственно в Арктическом совете. Во-первых, триггером напряженности может стать рост национального самосознания Гренландии, наделенной в Датском королевстве широкой автономией. Уже на XII министерском заседании АС в Рейкьявике председательствовавшая Исландия дала слово в рамках выделенного Дании времени двум ее широким автономиям – Гренландии и Фарерским островам. Учитывая, что Копенгаген обязан своим арктическим статусом исключительно этим двум автономиям, в будущем в АС не исключен накал страстей из-за передела ими арктических компетенций.

Гренландия демонстрирует явное желание балансировать между соперничающими арктическими державами – США и РФ. Презентуя гренландскую арктическую стратегию на виртуальной платформе Международной ассамблеи “Арктический круг”, министр промышленности, торговли, иностранных дел и климата Гренландии П. Броберг проявил максимум дипломатичности. Не желая обострять отношения с Россией, он дистанцировался от НАТО: «Мы склоняемся к исландской модели обеспечения безопасности, при которой традиционную нагрузку несет служба береговой охраны, а в экстренной ситуации поддержку Гренландии окажут США, ибо остров “важен для их обороны”… Мы не думаем о НАТО, мы не стремимся создать напряженность, а реально пытаемся снизить ее с помощью функций береговой охраны» 15. Министр также подчеркнул свое намерение воспользоваться приглашением С.В. Лаврова и посетить Российскую Федерацию.

Пока гренландское статус-кво Россию устраивает. Комментируя визит госсекретаря США Э. Блинкена в Гренландию для обсуждения военного сотрудничества, глава МИД РФ подчеркнул: “Что касается Гренландии, это не совсем рядом с нашими границами. Это решение, как я понимаю, датского правительства, в каких формах выполнять свои союзнические обязательства перед США, учитывая, в том числе, внутреннее государственное устройство Дании, отношения Копенгагена с Гренландией”.

Во-вторых, триггером противоречий в Арктическом совете может стать ревизия института наблюдателей, запланированная XII заседанием АС. В его итоговой декларации Старшим должностным лицам Совета поручается к XIII министерскому заседанию АС (2023 г.) пересмотреть роль наблюдателей, способы их участия в работе АС, оценить их деятельность на предмет сохранения за ними XIII заседанием АС этого статуса. В настоящее время наблюдателями в Арктическом совете являются 13 неарктический государств, 13 межправительственных и межпарламентских организаций, 12 неправительственных организаций.

Россия не заинтересована в пополнении института наблюдателей АС своими недоброжелателями. Она сумела дипломатично использовать механизм консенсуса в АС для блокировки приема нежелательных кандидатур. Пример тому – удаление из повестки дня XII заседания АС самого пункта о пополнении списка наблюдателей. А ведь на протяжении всей работы XII заседания АС основной интригой оставался вопрос, получат ли статус наблюдателя АС настоятельно лоббируемые председательствовавшей в Совете Исландией Чехия и Эстония, развязавшие в апреле 2021 г. в отношении РФ громкий дипломатический скандал. Напомним, что 17 апреля 2021 г. Чехия обвинила российскую разведку во взрывах на складах боеприпасов в 2014 г. во Врбетице. В знак солидарности с Прагой власти Литвы, Эстонии и Латвии также выслали ряд российских дипломатов, объявив их персонами нон грата.

Выступая в Архангельске в 2017 г., президент Финляндии С. Ниинистё проникновенно сказал: “Если мы потеряем Арктику, мы потеряем весь мир” 16. В условиях хрупкой экосистемы Заполярья любая неопределенность, будь то военно-политический авантюризм, бесхозяйственность или неудачный демарш, чревата глобальной катастрофой. Задача АС – уберечь высокие широты от “черных лебедей”, под которыми с легкой руки американского эссеиста Н. Талеба понимаются катастрофические последствия непредвиденных явлений. Как же их избежать? Ответ и прост, и сложен: “Инерция, боязнь изменений, отсутствие смелости и системного видения приводят к поздней оценке рисков и утрате возможностей их купирования” 17.

Трансарктике, как и всему нашему миру, присуща “глобальная неопределенность”, обусловленная соотношением времени и пространства. Отсюда сложность экстраполяции на этот макрорегион вычлененных на основе системного подхода трендов, характерных для нынешнего этапа транзита миропорядка, и трудности прогнозирования дальнейшего развития Арктики, отказавшись от иллюзии ее бесконфликтности.

Уровень неопределенности в Трансарктике складывается из ряда факторов определенности, как естественных, природных, так и антропогенных, привносимых на глобальном и региональном уровнях. Правда, в ХХI в. природные и антропогенные факторы столь сильно переплетаются, что отчасти этим и обусловлен накат глобальной неопределенности.

На уровне определенности сказывается текущее состояние климата. Его глобальное изменение в свою очередь связано с выбросами СО₂ и загрязнениями ледово-снежных поверхностей Арктики сажей. Кстати, тема глобального изменения климата, его связь с Арктикой достаточно конфликтны. Яркий пример – вышеупомянутый скандал на XI министерской встрече Арктического совета в финском Рованиеми.

С глобальным потеплением просматривается еще одна определенность, требующая повышенной готовности всемирных медико-эпидемиологических служб, углубленного анализа на уровне Всемирной организации здравоохранения. Ибо в зоне стремительно тающей вечной мерзлоты высок риск высвобождения давно забытых вирусов, способных спровоцировать новые пандемии. Не исключено, что антиковидный мировой опыт может оказаться весьма востребованным в ближайшие десятилетия. Ведь в природных “холодильниках” Аляски покоятся жертвы “испанки”, а в Сибири наблюдается таяние вокруг могильников падшего в эпидемии скота. Никто не знает, что может вернуться из далеких эпох, когда начнутся разморозка останков мамонтов, динозавров, прочих обитателей Земли и проведение экспериментов генной инженерии по их возрождению. Готовы ли к глобальному потеплению службы безопасности захоронений ядерных отходов?

Таким образом, уровень определенности Трансарктики связан с текущим состоянием глобальной совокупной безопасности (военно-стратегической, экономической, экологической, информационной, продовольственной и т.д.), с взаимоотношениями ведущих арктических держав, со степенью влияния в Трансарктике международных организаций, глобальных и региональных многосторонних институтов, с развитием научно-технического прогресса. Любая появившаяся непоследовательность в этих определенностях обуславливает неопределенность, затрудняя анализ и выработку прогноза. Хорошим подспорьем в этой ситуации могут стать экспертные нарративы соответствующих проблематике think tanks (аналитических центров). В частности, наработки основанного в 2015–2016 гг. как первого аналитического полярного центра Великобритании “Инициативы полярных исследований и политики” (Polar Research and Policy Initiative, PRPI), международной ассамблеи “Арктический круг” (Исландия), международных форумов “Арктические фронтиры” (Норвегия), “Арктика – территория диалога” (РФ), “Примаковские чтения” (РФ) и др.

Поскольку Трансарктика – подсистема глобальных межгосударственных отношений с их кризисами и конфликтами, то и законы ее развития и функционирования также реализуются “через внешнеполитическую деятельность государств, от которой в решающей степени зависит, будет ли реализована содержащаяся в кризисе возможность конфликта или нет” 18.

В Трансарктику сегодня в полной мере проецируется напряженность, сгенерированная в последние годы на глобальном уровне в треугольнике Россия–США–Китай. Как представляется, к этому “треугольнику” вполне подходит экспертная оценка, данная нынешнему этапу российско-американского взаимодействия: “Отношения приобрели характер стабилизированного конфликта, в котором каждая из сторон не заинтересована в его военном развитии и переходе в военную стадию, но готова к политической эскалации в любой момент” 19.

В процессе нынешней глубокой трансформации миропорядка спектр угроз, чреватых пробуждением конфликтогена в Трансарктике, тесно коррелирует с основными тенденциями современных международных отношений. В период своего председательства в Арктическом совете России придется купировать дестабилизирующее влияние таких трендов, как:

– милитаризация региона, гонка вооружений;

– изменение климата и его негативное влияние на экологическую, медико-эпидемиологическую, экономическую и логистическую безопасность;

– нарастание противоречий между арктическими странами, между ними и внерегионалами, в том числе в самом АС;

– нагнетание сино-русофобии.