Этапы становления регулярной армии: невыученные уроки Афганистана

С 1919 г. до начала 1980-х годов армия в Афганистане формировалась не без помощи внешних сил, но ведущая роль в этом процессе оставалась за национальной властью. Важнейшую роль в этом процессе сыграло военно-техническое сотрудничество Королевства (впоследствии Республики) Афганистан с Советским Союзом с начала 1950-х годов 5.

Полноценная идеологическая обработка военных началась при модернизаторе эмире Аманулла-хане (1919–1929). Это был так называемый младоафганец, член движения образованных афганцев (учителей, представителей мелкой буржуазии, офицеров), стоявших на позициях радикального реформирования и модернизации Афганистана. Аманулла стремился превратить армию в верный себе институт (по совету первого президента Турецкой республики Мустафы Кемаля Ататюрка 3), сделав вооруженные силы своего рода локомотивом реформ.   

До Амануллы армия состояла из племенных ополченцев и рекрутов, зачастую набираемых насильно 6, что ставило под вопрос лояльность личного состава. Большинство солдат и офицеров оставались неграмотными. Значительную часть времени они проводили на базаре, занимаясь торговлей, либо на батрачных работах, чтобы прокормить себя, а не на учениях. Иногда солдаты и офицеры промышляли и грабежом. Они в штыки воспринимали реформы Амануллы-хана, в особенности, в армии. Недовольство усиливалось недостатком жалования, хотя при предшественниках Амануллы солдатам денежного довольствования фактически не полагалось 3.

Военное министерство Афганистана стало издавать с 1920 г. офицерский журнал “Маджмуа-йе аскари” (“Военный сборник”), а с 1924 г. солдатскую газету “Хакикат” (“Правда”), где освещались актуальные вопросы армейской жизни и были, хоть и в примитивной форме, декларированы цели и задачи армии. С целью поддержания воинской дисциплины Аманулла-хан в 1924 г. подписал “Положение о воинских наказаниях”, которое регламентировало разного рода проступки и преступления военнослужащих и систему наказаний за них, в том числе телесных. При каждом полку создавался специальный военный суд, занимающийся разбирательствами проступков и исполнением наказаний 7.

Однако реформы Амануллы в военной сфере не удались. Эмир столкнулся с реакцией консервативно настроенного общества, подогреваемой пропагандой мулл, а среди властной прослойки – так называемыми староафганцами, противниками административных, политических и экономических реформ. В 1929 г. Аманулла-хан был свергнут, причем армия не выступила в поддержку эмира-реформатора.

Следующий эмир Надир-шах (1929–1933) много времени уделял реорганизации и укреплению армии. По его представлениям, на офицерство возлагались задачи защитить “религию, родину, правительство и новые устои”. Набирались офицеры из числа молодых выходцев из верхушки пуштунских племен с целью удовлетворить притязания афганской знати на представительство во власти и тем самым укрепить самого короля.  

При молодом Захир-шахе (1933–1973) в Афганистане набрала влияние гитлеровская агентура, проникшая в страну под видом инструкторов для подготовки афганских солдат и офицеров. Ради сближения с нацистской Германией среди офицерства продвигались идеи об “арийском” происхождении афганцев 8. Объектом такой пропаганды стали наиболее реакционно настроенные элементы – недовольные укреплением шаха пуштунские малики и ханы, духовенство. Нацистские идеи не получили большого распространения, и с началом Второй мировой войны и высылки из Афганистана германских советников (по настоянию Великобритании и СССР) в армии усилилось безусловное доминирование представителей пуштунской знати как опоры шахского режима 7.

Представителям непуштунских этносов практически невозможно было подняться по службе выше нижних чинов офицерства. Однако осознание несправедливости своего положения этническими меньшинствами стало одним из важнейших факторов, оказывающих влияние на внутреннюю политику и моральное состояние армии.

После окончания Второй мировой войны в Афганистане активнее стали развиваться капиталистические отношения. На этом фоне возникли первые либеральные буржуазно-демократические оппозиционные организации, которые выступали с критикой существующего в стране общественного порядка в своих печатных изданиях. Наиболее видными среди них были “Вишь зальмиян” (“Пробудившаяся молодежь”), “Нида-йе хальк” (“Глас Народа”), “Ватан” (“Родина”). Небольшое число сторонников они имели и в армии.

С середины 1950-х годов началось военно-техническое сотрудничество Королевства Афганистан и СССР. Массовая отправка в Советский Союз офицеров среднего и низшего звена в целях обучения предопределила во многом “левую” ориентацию этой части офицерства, среди которого и оказалось много представителей этнических меньшинств 9. Тогда как высший генералитет Афганистана проходил обучение или получал консультации за рубежом 5. Так наметился идеологический раскол в афганских вооруженных силах, результатом которого впоследствии стало снижение их общей боеспособности.  

Тенденции к активизации общественной жизни еще более усилились в Афганистане после принятия Конституции 1964 г. Было разрешено учреждение общественных организаций, для которых предусматривалась возможность политического участия. Среди таких организаций стоит назвать марксистские Народно-демократическую партию Афганистана (НДПА, создана в 1965 г.) и “Шоала-йе Джавид” (“Вечное Пламя”, учреждена в 1964 г.), разного рода прогрессистские либеральные общественно-политические движения, а также праворадикальную организацию “Мусульманская молодежь”. Армия под влиянием расширения политического спектра в стране также становилась политически ангажированной и фракционной. Прошедшее подготовку в СССР младшее и среднее афганское офицерство в русле общих для Востока тенденций стремилось стать авангардом в реформировании страны.

В условиях идеологической турбулентности накануне смены власти афганская верхушка была вынуждена изменить методы политической работы в армии. В первую очередь, вводилась персональная ответственность офицеров за моральное состояние солдат, были разработаны специальные программы и методички по “нейтрализации передовых идей и взглядов”, а также взглядов крайне правых 7.

Рупором сторонников правящей династии выступил журнал “Де урду маджалла” (“Армейский журнал”). Наиболее прогрессивные и реформаторские идеи были объявлены в нем антиисламскими, антимонархическими. Монарх позиционировался как выразитель и защитник интересов всех слоев афганского общества. Провозглашался главный лозунг афганской армии: “Бог, родина, король!” 7.  Среди военнослужащих-афганцев активно насаждался культ “сакральности” военной профессии, поскольку сам пророк Мухаммад и Праведные Халифы значительную часть жизни занимались военными походами. Служба в армии почиталась как священная обязанность мусульманина вести джихад.

Свергнув своего двоюродного брата Захир-шаха, Мохаммад Дауд-хан (1973–1978) с целью укрепления своего режима сделал ставку на прослойку офицерства нижних и средних чинов, понимая, что представители высшего генералитета выражают лишь узкие клановые интересы. К действиям по привлечению им офицерства на свою сторону можно отнести меры материального поощрения офицеров и унтер-офицеров: повышение жалования, предоставление обмундирования и регулярного питания.

Успех Мохаммада Дауда во время организованного им государственного переворота летом 1973 г. был во многом обусловлен его опорой на левые силы в армии, в основном, на сторонников более умеренной фракции “Парчам” марксистской партии НДПА. Как отмечал российский афганист В.Г. Коргун, между Даудом и этой фракцией во второй половине 1960-х годов было заключена политическая сделка: не столь радикально настроенные левые офицеры должны были поддержать государственный переворот взамен на получение некоторых постов в правительстве 6. 

Армия, в которой доминировали представители “левых” сил, после переворота стала полноценным субъектом политики. Новый правитель выдвинул тезис “единства мысли и действий” для всего афганского общества, в том числе для армии. Этот тезис стал практическим воплощением теории “народной” или “национальной революции”, которая совместила в себе пуштунский национализм, ислам и культ личности главы Республики, сардара Мохаммада-Дауда 10. Теория “национальной” революции афганского народа заключалась в сознательном акцентировании заслуг пуштунского народа в становлении государства, возвышении и укреплении роли пуштунов в развитии современного Афганистана под чутким надзором сардара и в соответствии с нормами ислама в трактовке проправительственных мулл-традиционалистов.

Ко второй половине 1970-х годов внутренняя обстановка в стране и в армии, как особо политизированной части общества, вновь накалилась. Сторонники НДПА, возлагавшие на сардара надежды на проведение полноценных реформ социалистического характера, разочаровались в режиме Дауда. С другой стороны, крайне агрессивно настроены против режима были праворадикальные исламисты, интересы которых выражали “Исламская партия” Г. Хекматияра и “Исламское общество” Б. Раббани – оба выходцы из “Мусульманской молодежи”.

В апреле 1978 г. неизвестными был убит видный деятель НДПА Мир Акбар Хайбар. В раскаленном недовольством Афганистане однопартийцы превратили его похороны в крупнейшую антиправительственную манифестацию. Сторонники Дауда попытались “приструнить” марксистов, но их действия лишь усугубили конфликт и обернулись свержением и жестоким убийством главы государства. Эти события вошли в историю как “Саурская революция”. Ведущую роль в ней сыграла именно армия в лице активных членов НДПА 11.

Придя к власти при поддержке военных, Народно-демократическая партия Афганистана начала чистки государственного аппарата. В первую очередь из него изгонялись сторонники Дауда и “правых” сил. Формальным главой государства в 1978 г. стал генеральный секретарь ЦК НДПА М. Тараки, однако более влиятельным и активным политиком оказался глава “Хальк” Х. Амин, назначивший своих людей на ключевые посты. Ему противостояла “группа Кадыра” сторонников министра обороны А. Кадыра, который идейно был ближе к халькистам, но испытывал личную неприязнь к их лидеру Х. Амину. Фракция “Парчам” во главе с Б. Кармалем, за которой в этот период оказались места в спецслужбах, также потенциально претендовала на власть 7.     

Таким образом, в 1978–1979 гг. армия обеспечила приход к власти прогрессивно-настроенных “левых” сил. Однако новое правительство с самого начала не отличалось внутренней устойчивостью по причине сложной межфракционной борьбы. Эта нестабильность отражалась на настроениях в вооруженных силах.

В конце 1970-х – начале 1980-х годов вооруженные силы Демократической Республики Афганистан (ДРА) были идейно дезориентированы и деморализованы как вводом ограниченного контингента советских войск в декабре 1979 г., так и регулярными чистками и репрессиями, которое устраивало в армии партийное руководство 7.

Ввод ограниченного контингента советских войск (ОКСВ), хотя и случился по приглашению лидера “Парчам” Б. Кармаля (1979–1986), вызывал внутренний протест у рядовых афганцев, так как воспринимался, как вторжение извне. Идеи стремительной социалистической модернизации, которую собирался провести Кармаль, находили отклик лишь у небольшого числа офицеров. Фактическое “раскулачивание” афганских землевладельцев, причем далеко не всегда крупных, стало мощным раздражителем для афганцев, особенно в сельской местности 12. В армии с новой силой вспыхнули межэтнические и межконфессиональные конфликты на фоне радикальных и неумелых социалистических преобразований. Увеличилось число дезертирств, нередки были случаи насилия офицеров над своими подчиненными, в том числе сексуального 13.

Вновь актуальным стал вопрос повышения боеспособности афганской армии, особенно перед лицом военной угрозы со стороны Ирана и Пакистана, а самое главное со стороны внутренней исламской оппозиции. Эта задача легла в основном на плечи советских советников, работавших во всех видах вооруженных сил ДРА 14. Было необходимо преодолеть фракционные трения в армии, организовать регулярное пополнение личного состава. Все это вылилось в актуальную задачу формирования “новой революционной армии, которая ставила своей целью защиту интересов афганского народа”. Вместе с тем на армию возлагалась “воспитательная функция” по подготовке кадров для управления страной. Роль армии в управлении государством закреплялась в “Программе действий НДПА”, изданной в 1982 г. 12

Изначально режим Кармаля рассчитывал на победу силами собственной армии, однако, ввиду непопулярности действий НДПА, в частности, в земельном вопросе и слабости афганских ВС со временем обязанность борьбы с “вооруженной контрреволюцией” легла на плечи ОКСВ 12. Разрозненные отряды моджахедов использовали преимущества афганского ландшафта и скромными вооружениями могли с легкостью уничтожать советскую военную технику 14. Тем более, что сельское население поголовно поддерживало движение моджахедов и оставалось его важнейшим ресурсом. К финансовой и военно-технической поддержке исламской оппозиции активно присоединились США, которые посчитали ввод в Афганистан ОКСВ прямой угрозой своим позициям в регионе 15.

Военно-гражданский конфликт в Афганистане к середине 1980-х годов постепенно все больше интернационализировался и вследствие этого затягивался. Партийное руководство в лице фракции “Парчам” занималось более всего укреплением своих административных и политических позиций и продвижением своих сторонников по карьерной лестнице. Все это не могло не сказаться на армии, которая становилась все менее боеспособной и эффективной. Советская 40-я армия, составляющая основу ОКСВ, выполняла все основные боевые задачи, участие ВС ДРА ограничивалось лишь реализаций вспомогательных.

Вместе с тем с самого начала конфликта в Афганистане у советского руководства было понимание, что его решение находится сугубо в политической плоскости 16. С приходом к власти в СССР М. Горбачева и в Демократической Республике Афганистан М. от Наджибуллы (1987–1992 гг.) начали разрабатываться пути политического решения афганского конфликта. В 1987 г. Наджибуллой была выдвинута доктрина Национального примирения, которая предполагала отказ НДПА от монополии на власть, прекращение огня и приглашение оппозиционных партий к переговорам. Фактически данная доктрина так и не была реализована на практике: она оттолкнула от Наджибуллы деятелей фракций “Парчам” и “Хальк”, которые доминировали в вооруженных силах и спецслужбах (армии, МВД, госбезопасности). Вместе с тем налаженный диалог со старейшинами этнических кланов и ханами племен помог ему опереться скорее на местные племенные формирования, так называемых арбаков, чья боеспособность была выше, чем у регулярных формирований 17.

В ходе вывода ОКСВ в 1988–1989 гг. Наджибулла остался фактически без вооруженной поддержки во многих частях страны, а местное ополчение стало главной, но ненадежной опорой. Сохранять контроль над территориями ему помогли А. Дустум, генерал армии ДРА, командир узбекских формирований, и Сеид Надери, лидер афганских исмаилитов, которые пользовались полной свободой действий в обмен на политическую лояльность Наджибулле. Сохранению Наджибуллой монополии на власть способствовала поддержка племенных командиров разного уровня, что привело в дальнейшем к постепенному разрушению центрального государственного аппарата во главе с НДПА.

С падением режима Наджибуллы все его достижения оказались перечеркнуты. 25 апреля 1992 г. моджахедскими партиями были подписаны Пешаварские соглашения, согласно которым государственные институты предыдущего правительства, в том числе “армия, полиция, жандармерия” подлежали расформированию. Новые войска по факту были разрозненными отрядами моджахедов. Джихадистские и национально-освободительные лозунги стали неактуальны уже после вывода сил ОКСВ, а война перетекла в классическую для Афганистана этническую междоусобицу.

Таким образом, в период нахождения ОКСВ в Афганистане вооруженные силы постепенно утратили свою функцию по противодействию внешним и внутренним угрозам, несмотря на все усилия советников из СССР. Разные ведомства, контролирующие ВС, срослись с партийными фракциями НДПА и использовались, как наиболее весомый аргумент в борьбе за власть. Курс на политическую инклюзивность в ходе “Национального примирения” оказался неуспешен в силу углубившегося в ходе гражданской войны раскола афганского общества, а также неизжитого племенного сознания. Вооруженные силы из “авангарда развития” стали фактором коллапса правительства ДРА.

Общественно-политические и социально-экономические процессы периода Исламской Республики в Афганистане (2001–2021) получили название “восстановление” или “реконструкция”. Суть этих процессов заключалась в государственном строительстве, осуществлявшемся американской администрацией. Этот период во многом повторял характерные черты предыдущего: например, основные боевые задачи выполняла не афганская армия, а Международные силы содействия безопасности (МССБ) в лице стран НАТО и других союзников США.

Среди государственных институтов, восстанавливаемых США, одно из центральных мест, занимал институт вооруженных сил, армии. По словам командующего силами НАТО генерала Джеймса Джонса (2003–2006), восстановление армии есть опора, на которой зиждется восстановление всей страны 18. Несмотря на то, что почти 20 лет США пытались строить афганскую армию по образу американской, которая успешно могла бы противостоять внешним и внутренним угрозам (главным образом, в лице талибов и других антиправительственных сил), этот проект потерпел крах. По мнению некоторых экспертов 19, причиной тому стало резкое падение боеспособности ВВС, представлявших главную угрозу талибам. Его чаще всего связывают с нехваткой знаний по обслуживанию и ремонту техники, отсутствием обученного личного состава. Однако есть и другие, более глубокие и фундаментальные причины стремительной деградации вооруженных сил.

Во-первых, это моральная и идейная неготовность к противостоянию. Бóльшая часть личного состава Афганской национальной армии (АНА) воспринимала службу в армии как возможность заработка, способ прокормить свои семьи в беднейшей стране мира. Некоторые афганцы, не стесняясь в выражениях, говорили: “У них нет иной идеологии, кроме как стричь деньги с американцев”. О коррупции внутри армии прекрасно были осведомлены и личный состав, и генералитет, и обычные люди 20. По утверждению американских советников, талибы сражались во имя своей веры с целью “попасть в рай, поразив неверных”, а афганской армии оставалось воевать по контракту за не самые большие деньги.

Во-вторых, в армии существовала проблема “мертвых душ”, когда офицеры, дабы получить деньги на зарплаты за несуществующих людей, отправляли начальству огромные списки личного состава, которого не существовало. Заявленная численность всех вооруженных сил составляла около 300 тыс. человек, однако реальное количество военных едва ли составляло половину этого количества.

Целью АНА в ее Уставе провозглашалась “защита афганцев”, но данная формулировка звучала слишком пространно, а реальные цели национальной армии сводились к освоению навыка ведения боевых действий в связке с МССБ, как вспомогательного звена. Несмотря на то, что АНА мыслилась как одна из ключевых опор восстановления афганского государства после 2001 г., ее распад случился вскоре после прекращения поддержки со стороны МССБ.

Приверженность солдат АНА делу защиты отечества и сограждан была под вопросом. Движение Талибан (запрещенная в России террористическая организация) в отличие от регулярной армии позиционировало себя как участников национально-освободительного движения, защищающих страну от американской внешней экспансии, что, несомненно, добавляло ему сторонников.   

Американские армейские методички просто переводились для АНА без учета каких-либо местных особенностей. Инструкторы, которые занимались с солдатами и офицерами, были из разных стран (США, Канада, Великобритания, Франция и др.) и исходили из своих представлений о том, как надо готовить афганских военных к защите своего отечества. Идеологическая подготовка личного состава почти не велась.

Судя по всему, иностранные кураторы намеренно не затрагивали вопрос идеологической и политической работы в армии. Это может проиллюстрировать заявление бывшего посла США в Афганистане Карла Айкенберри еще на этапе раннего “восстановления” афганского государства в 2007 г.: «Мы можем помочь тренировать армию [Афганистана], мы можем помочь с вооружением и экипировкой, мы можем помочь с инфраструктурой, но только сами афганцы могут вдохнуть “душу” в свою армию» 18. А последнего за все 20 лет республиканского режима так раз и не произошло.

Эффективное сопротивление натиску талибов могли организовать только отдельные талантливые и харизматичные командиры: генерал Абдул-Раззак в Кандагаре, Абдулла Лагмани в Лагмане, Азизулла Карван в Пактике, Фарид Ахмад Машал. Однако с физическим устранением этих командиров АНА стремительно теряла свою боеспособность и моральную готовность к противостоянию.

Таким образом, в первой четверти XXI в. афганская армия все также оставалась заложницей неизжитого афганского племенного сознания, а также ошибок американской администрации, занимавшейся “реконструкцией” страны. Вооруженные силы можно было воспринимать как небоеспособный придаток коррумпированного правительства. Армия, так и не ставшая “авангардом развития и возвышения страны”, представляла собой малоэффективный и коррумпированный институт, неспособный выполнять свои прямые задачи.

С получением независимости Афганистаном его вооруженные силы развивались в русле преобладающих на Востоке тенденций. Армия в тот период была наиболее современным институтом, в рамках которого государство пыталось преодолеть клановые и межэтнические противоречия, хотя на протяжении всего XX в. армии Афганистана так и не удалось изжить этническую и клановую фракционность. Не получилось это и во время советского военного присутствия в Афганистане.

Проблема этнической фракционности была одной из ключевых и в Афганской национальной армии. В первой четверти XXI в. различные властные группировки Исламской Республики Афганистан, сложившиеся на основе клановой лояльности, использовали армию как способ продвижения “своих людей”. Функция вооруженных сил как гаранта национального суверенитета отошла на второй план. Присутствие в стране Международных сил содействия безопасности не стало гарантом создания самодостаточных политических и социальных институтов в стране, включая боеспособную армию.

Очевидно, что талибам, вновь захватившим власть, игнорировать вопрос создания современных вооруженных сил нельзя. С уходом международной коалиции во главе с США идеологическая привлекательность джихада против иностранных захватчиков, всегда успешная в Афганистане, исчерпала себя, и для построения регулярных вооруженных сил потребуется выработка новых идей, а также продуманное формулирование конкретных целей и задач. Наиболее острым остается вопрос межфракционной вражды, а также нарастающее вооруженное сопротивление талибам среди непуштунских этносов Афганистана. Учитывая, что движение Талибан является военизированным, выделение из него независимых друг от друга институтов гражданской власти и вооруженных сил крайне осложнено.

В случае, если у новых властей Афганистана не получится хотя бы частично преодолеть внутреннюю фракционность и разрешить противоречия с лидерами этнических меньшинств, военно-политическая ситуация в стране будет деградировать, а национальная армия может быть принесена в жертву междоусобной войны всех против всех.